Я хочу превратиться в дождь,
Чтоб твои намочило пальцы,
Чтобы яркими стали крыши,
И, как мы, научились плакать,
Чтобы тучи закрыли ложь,
Чтобы правда кружилась в вальсе,
Чтобы статься на долю ближе,
Просто нагло и звонко капать,
Я хочу пузыри пускать
В сумасшедше глубоких лужах,
Распугать случайных прохожих,
Что считали себя другими,
Для того, чтоб ты смог понять:
Этот дождь тебе тоже нужен,
Он немного на нас похожий,
Чистотой своей влажной пыли…

Считалочка.
Вот ударюсь кирпичом,
Стану думать ни о чем,
Буду будто бы болеть,
А все вокруг – меня жалеть,
Станут взрослые и дети
Мне милее всех на свете,
Деликатность к ним придет –
Фиг на очередь! Вперед!
И уступят инвалиду
Просто так, не за спасибо,
Не за добрые слова,
Не за славу и дела,
А за то, что я как сыч
Вдруг надулась,
И кирпич
Мне упал и не промазал –
Прям по черепу, зараза,
Сверху – бдыщь!
Я наземь – бряк!
Кто из нас теперь дохляк?

а это, скорее, стеб путешественника.

Еще немного – и дорога
Сведется к эху поездам;
Остаток грусти недотрога
Преподнесет в подарок вам…
Трясется женщина на полке.
Я погибаю от тоски.
Убавить радио - без толку,
Когда сосед не снял носки;
На полке сбоку матершинник
Клянется в верности: мадам,
Я, как со стажем собутыльник,
Скучать вам в поезде не дам!
Мозги сворачивает кругом,
Ведет, как шкурку колбасы;
Дорога – вечная подруга,
Мои судейские весы;
А между тем, терпенья нет…
Ура! Открыли туалет!

Одиночество.
   Моя знакомая Татьяна, 27 лет:
- Я вчера легла спать, и мой пушистый кот улегся со мной. (Подкуривает.)
- Он заснул, вытянулся во весь рост, и стал меня отодвигать, представляешь? (Затяжка.)
- Я освобождала ему пространство, пока не оказалась на самом краю! (Еще затяжка, и очередная струйка дыма, расписав все узоры перед нами, летит покорять звезды.)
- Ничего не оставалось сделать, как свернуться калачиком и уснуть. (Снова полный вдох и заражение никотином.)
- Просыпаюсь с утра – все затекло, зато котяра лежит в полный рост, вздрагивает во сне, и чему–то тихонечко улыбается, паршивец! (Затяжка.)…
                                                                                                                                               2007

С днем Рождения, Ева!
Ты родилась во мне, как в коконе, разрезав угловатые бока жесткой, неженской сути.
Ты победила во мне безоговорочно, сделала собой.
Теперь я навеки грешна - в яблоках, спелая, зрелая, свободная.
Теперь все можно, но губы шепчут: «Тсссс - где-то там я оставила свою кошку». И тихо так: «Адам, кис-кис-кис».
Ждать.
Лениво расплетаясь по периллам, по весеннему лугу, по осеннему саду, по зимней мостовой, когда все в снегу и самое сердца дрожит, укутанное в теплые варежки, где-то под пульсом. Верить в то, что луна – сладкая, как медовая таблетка от горла.
Любить самозабвенно. И крыльями бабочек в животе еле слышно шуршать: «Кис-кис-кис… булавка – не самый лучший способ оставить меня в себе».   
1:15     2010-10-24

Одиночество (дубль первый, но нашла его позже и помещаю вторым). Все эти миниатюрки из неизданной моей книженции "мыслинки".
  Сидишь в маршрутке. Думаешь обо всем понемногу. Человек водителю протягивает деньги. «Один», - шумно выдыхает, забирает сдачу и уходит. Больше добавить нечего. И звучит грустно. Почему «два» - это весело, а «один» - грустно?
«Два», - протягиваю деньги. Ухожу.
   Деньги ушли, а одиночество осталось.
                                                                                                             2005 год

Где-то останься со мной.
В теплом ли одеяле,
В пьянопожарном угаре…
Утром придет водопой.
Стынут обрывки газет,
Стонет помятое платье,
Сотни вчерашних кассет
Слушать необязательно;
Где-то останься со мной.
В памяти чьей-то постели,
Что-то пока что не спели,
Значит, не стоит «постой».
Значит, опять до весны
В щели застрянет монета,
Значит, пока не одета,
И не досмотрены сны…

Еще в советские времена, когда все было по карточкам, у Моего Художника (он тогда им еще не был) осталось много неистраченной Любви. Она послушно хранилась в старом шкафу, который он периодически открывал и закрывал – проверял, сколько ее, и вдруг испортилась?
     Любовь не могла сказать, что ей там сильно нравилось. Иногда было даже одиноко, но она не помнила ничего за этими дверями и не привыкла жаловаться, тем более что хранилась рядом с банкой малинового варенья, от которой всегда чудесно пахло не только малиной, а всем тем, где эта малина росла, где ее собирали – ветром, лесом, солнцем и чем - то еще, далеким и знакомым.
    Все это время, сидя на своей полочке и болтая ногами, она могла развлекать себя болтовней, с Пылью, например, которая видела много всего интересного, потому что где только не была, а если и не была, то обязательно в скором времени сумеет побывать - такой уж у нее образ жизни и характер. Любовь могла побеседовать с Молью или Мотыльком, но это уже реже удавалось, поскольку Моль почти всегда спала или рассуждала о временах, пропитанных мехом и нафталином, столь странных и высохших, как она сама. А Мотылек обычно тосковал. Случайно залетев в шкаф, он ожидал любой возможности вернуться обратно, не обращая на Любовь никакого внимания, и практически не давая ответов на простые вопросы для поддержания беседы, что было ей, конечно, немножко обидно.
    По ночам Любовь не спала, сама не зная почему. Она же не общалась с себе подобными,  и была не в курсе, что ни одна Любовь не умеет спать.   Как только все засыпали, ей становилось скучно,  и она развлекала себя тем, что принюхивалась к той самой далекой и знакомой ноте запаха малинового варенья,  пытаясь понять, почему именно он кажется самым душистым и сладким.
    Однажды днем она спросила об этом своих немногочисленных знакомых, но получить однозначного ответа не удалось. «Так пахнет гладкая блестящая поверхность, в которой оно находится,  - со знанием дела проинформировала Любовь Пыль,  -  к слову говоря, на нее так удобно садиться». «Никакого запаха не чувствую совсем», - отчеканил Мотылек, отмеривая революционными шагами противоположную сторону полки.       Потом он как всегда надулся и, напряженно всматриваясь в возможную перспективу своего вызволения, приготовился ждать. «Не могу сказать, что запах мне нравится, - почти беззвучно прошелестела моль,  - от него даже не хочется чихнуть, вот в далекие времена еще барских шуб и мехов»…. Но Любовь не стала  в очередной раз слушать одну из давно известных нафталиновых историй и с отчаяньем хлопнула рукой по крышке. В первый раз, между прочим, позволив себе это! Она же не знала, что в порывах отчаяния Любовь становится сильнее.
     Крышка лопнула, банка свалилась, и вкуснейшее малиновое варенье потекло по полке, густо намазывая ее, словно утренний бутерброд. Много – много блестящих ягод вывалилось веселой горкой в самую середину, и никогда еще в шкафу  не было так шумно и весело, как в эту самую минуту. Пыль поднялась к потолку, моль в брезгливом  шоке что - то повторяла себе под нос, криво взлетая на старых, порванных временем крыльях. В поисках убежища от надвигающейся неизбежно сласти, как всегда решительный Мотылек решительно скользнул в приоткрывшуюся щель и тут же забыл об этой истории,  улетая обманываться обжигающим светом абажура. Можно сказать, что Любовь осталась совершенно одна, но это не так, поскольку ее новые друзья – малинки оказались гораздо более болтливыми, нежели прежние соседи, видимо потому, что так долго провели времени взаперти. Они тараторили, не переставая, и, улучив момент, Любовь  спросила самую маленькую и бойкую из них о том, что занимало ее в течение многих лет  жизни: «Скажите, пожалуйста, госпожа малинка, а из каких ноток состоит ваш запах?»
- «Из каких нот состоит наш запах! Из каких таких нот состоит наш запах!..», - затараторила она, повторяя вопрос своим сестричкам, которые с готовностью подхватили его и стали со всех сторон окружать Любовь своими ответами.
«Мы пахнем лесом! Дождем! Ветром! Солнцем! Теплом рук, нас собиравших! Рекой, находившейся неподалеку! Уютным домом с большими окнами в сад! Свободой!»…
Они говорили и говорили, но с последним словом «свобода» Любовь услышала звучание именно той далекой и знакомой нотки, которую так хотелось различить среди остальных. Она  не успела заметить, как сама стала легкой и звонкой, и вылетела на удивление всем не только из шкафа, но и из уютного дома с большими окнами в сад,  проплыла по воздуху мимо той самой реки, находившейся неподалеку, и рассыпалась на тысячи мелких дождинок, подставляя щеки солнцу!
    В это время Мой Художник проснулся и понял  - что - то не так. Есть тяга, есть потребность. Есть сила желания. И он  не стал ей сопротивляться. Мой Художник  взял в руки кисть и лихорадочно начал делать первые наброски яркой, туго натянутой в небе радуги!

Дрожащими пальцами Поздняя Осень перебирала фотографии. Вот рыжий клен в старом парке. Это самое любимое дерево, поэтому она окрасила его цветом своих волос. Вот отражение ее слез в темно – синей холодной речке. А это – летящие с прощальным кликом ее голоса  журавли. Осень улыбнулась, глядя на образ кудрявого мужчины. Без нее не было бы Пушкина и  знаменитой золотой ностальгии…. А это что? – Осень прищурилась. – Не поняла. Клякса! Что же на фото? Сидоров? Плачет?! Несчастная любовь? Она ушла?.. Иван Иванович, как жаль. Хотите, я нашлю на нее меланхолию? Одиночество? Дождик, наконец,…. Что?! Вы желаете, чтобы я непременно осталась с вами? Что Вы наделали, Иван Иванович, теперь в природе пожар: все сверкает красно – желтым, солнце облизывает лучами каждого; нам будет так хорошо вместе! А кто там шагает по самотканому моему ковру? Она?! Несет букет из кленовых листьев… Вам? А Вы, кажется, не сердитесь? Вы…рады?.. Осень в гневе захлопывает фотоальбом. Так проходит бабье лето.

Он был Закатом, а она – Зарей. Они любили, но, как приходится в сказках, не могли встретиться. И всегда для  объятий оставалось только несколько секунд, пока они не превратятся  друг в друга. Однажды им помог Мой Художник. Он нарисовал голубя и отправил его к Богу, с просьбой помочь Закату встретиться с Зарей. Бог ласково улыбнулся, на миг закрыл глаза,  и подарил сердцу Художника Озарение. Тот стал творить, никого не замечая, не задумываясь даже над тем, ЧТО пишет. Бесконтрольное вдохновение! Мираж! Полет мысли с десятого этажа в бездну бесконечности! Через несколько дней картина была закончена. Так Бог и Художник создали ночные звезды – слияние душ Заката и Зари.

***
…Кошка выпрыгнет в окошко,
Прогуляется немножко,
А потом захочет спать,
Оглянется – где кровать?
Может, стоит под кустом
Обрести и кров и дом?...

      Рыжая Кошка, съев мышь, думала: «Иногда плохое начинает нравиться.   Вначале – разговоры с совестью, мучения, потом – осознание того, что остановиться практически невозможно. Совесть устала и покоряется расслабленным нервам. Становится все равно. Потом, наверное, будет паскудно. «Будем «поглядеть»». Она зевнула, смахнула остатки мыслей хвостом, облизнулась и ушла.

***
Сегодня Мой Художник ждал Музу. Обычно она прилетала вовремя, но сейчас опоздала. Он удивился, проверил, открыто ли окно. Оно было открыто. Потом решил позвонить ей, но вспомнил, что у Муз нет мобильных телефонов. Захотел попить травяного чая. Попил. Послушал музыку. Снова проверил окно. Заскучал. От нечего делать, взялся за мольберт. Вслед за кисточкой, на поиски Музы полетели наброски. Художник этого не заметил. Он рисовал лицо. Чье? Потом узнает. Когда оно подмигнет ему и скажет: «Привет. А я все это время была здесь!».

Жили – были Руки. Обычно они жили в карманах, держа пальцы загребущие наготове. Однажды к ним присоединились еще две. Они были Тонкими, ногти на их пальцах казались длинными, и почему-то розового цвета. Когда они появились, прежние обитатели карманов, неожиданно для себя, смутились и робко потрогали Тонкие за кончики пальцев. Потом, знакомясь, дошли до запястья. Те замерли, после вздрогнули, но не сдвинулись с места. При этом обе пары Рук покраснели, что собственно было заметно одним карманам. Пытаясь скрыть неловкость близости и тишины, Тонкие хихикнули и шаловливо погрозили пальчиком.- «А давай жить вместе», - решительно осмелев, сказали Руки. В ответ Тонкие слегка их сжали. С тех пор они вместе, маленькие и большие, правые и левые.   

***
Заря потухала. Рыжая Кошка думала: «Как жаль, что у Бога нет сотового телефона! Мне он так нужен! Я позвонила бы ему или послала смс; спросив об абсолюте и  гармонии души. Только один Он знает, чего я хочу.

***

Сонный человечек.
     Мой Художник всегда спал крепко - крепко, потому что был творческий человек. А у каждого творческого человека есть творческий подход. Даже ко сну, и к его приготовлению. Перед сном мой Художник всегда открывал форточку и говорил спасибо уходящему дню и всему тому, что его в этот день окружало.
     За эту форточку ему уже потом, когда он спал, говорила спасибо любовь. Иногда ей нравилось выбираться из шкафа, в котором она жила и который с некоторых пор всегда открыт, чтобы проведывать свою подружку - Луну, странным образом приходящую на лужайку перед домом только ночью. Там они сплетничали и пили теплое молоко с печеньем и малиной, которое им оставлял Художник, который в это время уже видел цветные сны.
     Однажды Мой Художник проснулся от того, что кто-то на него смотрит. Он открыл глаза, и увидел: на его любимом кресле сидит маленький серый человечек в голубом колпачке в горошек. Человечек словно изучал краски Художника: он макал в них указательным пальцем, облизывал его и зажмуривал глаза, словно пытаясь понять ее цвет на вкус.
-Может быть чашечку какао? - робко предложил мой Художник.
Человечек испуганно выронил краски, и смущенно ответил:
- Спасибо, я как - нибудь в другой раз, сейчас, видите ли, немножко занят.
«Странно,- подумал Мой Художник, - интересно, кто этот незнакомец, и каким образом он здесь появился, может, через открытую форточку?»
В ту же минуту серый человечек, словно прочитав размышления Художника, ответил:
- Извините, что сразу не представился. Я - сон. Многие зовут меня сонным человечком, - при этих словах он смешно поклонился, так, что бубончик его колпачка обмакнулся в краску и стал похожим на кисточку, - обычно мы стараемся не попадаться людям на глаза, ждем, когда они уснут, и только тогда тихонько подкладываем под подушки цветные сны. Простите, что взял без спросу ваши краски. Но вчера вы нарисовали такую прекрасную картину, что мне непременно захотелось подарить вам цветной сон! Какого - нибудь теплого цвета, зеленого или оранжевого.
-  Вот это да! - удивился Мой Художник, - никогда бы не подумал, что сны умеют разговаривать!
- А ваше предложение о чашечке какао еще в силе? - робко спросил Сонный человечек и улыбнулся.
Мой Художник приготовил какао, и они беседовали всю ночь напролет. Иногда в открытую форточку заглядывали звезды, но, видя, что у Моего Художника гости, не решались войти. А под утро Мой Художник, проводив сонного человечка, заснул, и увидел самый цветной сон в своей жизни.