Я открываю тебя – как исследуют новые земли;
Я открываю тебя – шаг за шагом и строчка за строчкой...
Я открываю тебя – каждым взглядом и словом приемля
То, что – в тебе... То – что – ты... До дыханья, до стона, до точки...

Я открываю в тебе интересов твоих океаны;
Я открываю в тебе увлечений просторы и шири –
Я открываю в тебе то, что близко, и то, что желанно...
Терра Инкогнита... Табула Раса... Познание мира...

Я открываю в тебе осторожность, и чуткость, и ласку,
Нежности море – и мощь, и сметающий в бездну цунами...
Я открываю в тебе это горе и радость – «напрасно...» –
Я открываю в тебе это Чудо, что светит меж нами...

Ты – это ливней потоки в пустыне, сгоревшей от горя;
Ты – это парус вдали, говорящий: «Не жить друг без друга!»
Ты – объективность, реальность... Мираж... С миражами не спорят...
Ты – это ТЫ... Невозможная, звёздная, светлая вьюга...

Я прорастаю в тебе – как росток прорастает сквозь камень;
Я проникаю в тебя - как весенняя влага живая;
Я пробуждаюсь в тебе неосознанной силой желаний...
Ты – это остров Мечты...
И планета Любви, где жива я...

Я дверь, к которой нет ключа;
Мне жребий тягостный достался,
мной кто-то хлопнул сгоряча
И ключ доверия сломался.

Я дверь, к которой нет ключа,
Напрасно воры по привычке
У ржавых скважин хлопоча,
Украдкой ищут к ним отмычки.

Я дверь, к которой нет ключа;
Не раз разбить меня пытались,
Ногами грязными стуча,
Но так за дверью и остались.

Я дверь, к которой нет ключа;
Зачем ключи к открытой двери?
Войди - за ней горит свеча,
Она зовёт любить и верить.

Ты дверь откроешь лишь любя,
Поверь, открыть меня не сложно,
Не на себя, а от себя,
Открой, войди. Но осторожно.

Давай не будем замечать года,недели,дни...
Что время? Золотая пыль.Стряхни её с ладони.
Сквозь суету обычных дел,лишь руку протяни -
Услышишь тихий шепот мой: надеюсь,верю,помню...

Я сберегу твое тепло,а ты храни мое...
Напрасно ветер перемен старается и злится.
Он не отнимет общих снов, где мы с тобой вдвоем.
Сидим у неба на краю...у солнца на ресницах.

На перекрестке двух дорог, двух судеб, двух миров
Легко поверить в чудеса, легко забыть о боли.
Не жаль поставить все на кон - пусть выпадет зеро...
Не сложно душу открывать без кодов и паролей.

Пусть наши встречи так редки...Но как светлы они!
Пускай разлука, как смычек, сердца за струны тронет.
Давай не будем замечать года, недели, дни...
Что время? Золотая пыль. Стряхни ее с ладони....

Arrakktyr
очень понравилось...

С каждым днём я всё больше влюбляюсь в тебя
даже страшно, что ты
мог меня не заметить.
А давай эту ночь отдадим площадям,
растворимся в малиново- жёлтом рассвете?

Будем, за руки взявшись,
бродить под дождём,
прикрываясь плащом из двадцатого века,
будем просто с тобою
болтать ни о чём
и шалеть
в нежно-ласковой прелести этой.

Перед утром в простор
полусонной Невы,
размахнувшись,
забросим подальше монеты.
Задрожит чуть вода, пятачки уловив,
а мы в эту секунду
вздохнём незаметно.

Будут рваться наружу
из сердца слова,
но не будет звучать в них /любить/
обещаний.
Прозвенев, увезёт меня первый трамвай,
я исчезну
за серыми стенами зданий.

Где твой мальчик,
почему его голос больше тебя не греет,
почему ладони твои холодны, как снег?
Мальчик, который писал тебе письма о Дориане Грее
и земле Никогда, в которой видел тебя во сне.

Мальчик,
с которым танцевали вы перед стойкой,
говоривший одними глазами, - давай, кружись!
Где этот мальчик, вздыхающий:
"Если б только
можно было прожить с тобой рядом ещё одну жизнь"?

Кто сжимал твою руку в кольцах на переходе,
с кем из гостей вы вдвоём уходили вон;
это ведь не он теперь говорит с тобой о погоде?
Это ведь не он же, не он, не он?

Это не он удивлялся - "зачем тебе эти войны",
предупреждал - "осторожно, много летает стрел";
мальчик, который спрашивал:
"Что же тебе так больно,
кто же тебя вот так до меня успел?"

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

ты сегодня ушла... я даже не слышал.
белой бабочкой выпорхнув к солнышку словно...
год за годом паром судьбоносный колышет -
временем томным, сердцем безмолвно...

недосказанность – дальняя, глупая птица!
где-то в сумерках сжатого неба в изъянах...
я не вижу в отчаянье всполох зарницы...
боль утихла рубцами в зализанных ранах.

ты прости: навсегда отшумевшие вёсны!
воду мятную рос в пустыне иссохшей,
дни-цветы наслаждений радушных и пестрых,
губы алые чувств от желаний продрогших.

между нами осталось невидимым небо,
в пыльных бурях, в штормах возмущенных циклонов...
глупо, ветрено, грубо, нелепо наверно -
черный суд неизменно жестоких законов!

ты вернешься, я знаю - пьянящая вишня!
по весне, расцветая невестою белой;
кружевною фатой... ты такая мне снишься:
кроткой, нежной, застенчивой, сказочно-смелой.

полыхает в саду голубое цветенье,
пенных яблонь ажур - белоснежностью буйной!
ветер рвется взлететь над душевным смятеньем...
даже ночью прозрачной, серебряно-лунной.

ты сегодня ушла... я даже не слышал.
белой бабочкой выпорхнув к солнышку словно...
только алчут уста дотянуться до таинства вишен................
я пойду за тобой... и найду.
безусловно.

Ты мне снишься, во тьме окружённый искрящейся дымкой,
Ты не Бог и не Дьявол, а некто, потерянный между
Чем-то светлым и нежным, усталым, холодным и зыбким,
Словно ветер срываешь с горящего тела одежды.

Ты мне снишься листвой, опадающей с красного клёна,
И рекой, чьё журчанье ласкает мой берег словами,
Одинокий, как горы, но всё же случайно влюблённый,
Пусть и гордый, но тоже разбуженный странными снами.

Ты мне снишься под утро звездой, исчезающей с неба,
Что лучами коснулась неспелой, но зреющей, вишни,
Мотыльком обгоревшим, с крылом непонятного цвета,
И я счастлива тем, что ты мне и проснувшейся…
снишься…

Жаль, такая милая, а туда же, где таких берут, их же нет в продаже; по большому счету, не люди даже, а научные образцы. Может только петь об Армагеддоне, о своем прекрасном царе Гвидоне, эти маленькие ладони, выступающие резцы.

Может только петь, отбывать повинность, так, как будто кто-то все ребра вынес, горлово и медленно, как тувинец, или горец, или казах.
У того, кто слушает больше суток, потихоньку сходит на нет рассудок, и глаза в полопавшихся сосудах, и края рукавов в слезах.

Моя скоба, сдоба, моя зазноба, мальчик, продирающий до озноба, я не докричусь до тебя до сноба, я же голос себе сорву. Я тут корчусь в запахе тьмы и прели, мой любимый мальчик рожден в апреле, он разулыбался, и все смотрели, как я падаю на траву.

Этот дробный смех, этот прищур блядский, он всегда затискан, всегда обласкан, так и тянет крепко вцепиться в лацкан и со зла прокусить губу. Он растравит, сам того не желая, как шальная женушка Менелая, я дурная, взорванная и злая, прямо вены кипят на лбу.

Низкий пояс джинсов, рубашки вырез, он мальчишка, он до конца не вырос, он внезапный, мощный, смертельный вирус, лихорадящая пыльца; он целует влажно, смеется южно, я шучу так плоско и так натужно, мне совсем, совсем ничего не нужно, кроме этого наглеца.

Как же тут не вешаться от тоски, ну, он же ведь не чувствует, как я стыну, как ищу у бара родную спину, он же здесь, у меня чутье; прикоснись к нему, и немеет кожа; но Господь, несбычи мои итожа, поджимает губы – и этот тоже. Тоже, девочка, не твое.

ее не пускают одну на улицу,
ее не пускают к окну зимой;
дура, ведь дважды пыталась сунуться
с факелом в погреб пороховой.
ее бы отправить на самом деле
туда, где умеют таких лечить...
плакала две недели.
била посуду. теперь молчит.

ее закрывают на самый надежный засов,
говорят - ложилась бы лучше спать,
у нее забирают нитки, ножи и вилки,
стаканы и блюдца.
она переводит стрелки часов -
в гостиной на восемь, в спальне на пять,
в лице ни кровинки,
глаза смеются.

закрыли?
теперь считайте до ста,
играть интересней, когда темно,
и если комната будет пуста -
не ищите.
у нее был хороший учитель.
она может сама себя за косу
выдернуть через окно.

Марта выходит в город под полной луной,
ей непривычно, холодно и смешно,
ветер ее подхватит и унесет...
Марта идет на юг по колено в снегу,
шепчет под нос: я больше так не могу,
но знает, что, к сожалению, может все.

ее теперь не окликнешь, она уже слышит далекий зов,
она не глядит под ноги, как будто увидела дальний свет...
Марта идет по свежему снегу и не оставляет следов -
теперь она в шесть раз легче, чем была на Земле...

Добрый кукольный Мастер, сердечко пурп`урное мне
вставьте в грудку сквозь дверцу в фарфоровой, хрупкой спине,
ведь намедни оттуда достали стальную пружинку,
и теперь у меня под ключицей, увы, пустота,
знаю я – бессердечная вряд ли нужна красота,
нету толку от той, что душою похожа на льдинку.

Добрый кукольный Мастер, не хмурьте, пожалуйста, лоб –
постарайтесь – без сердца меня пробирает озноб,
онемели ладошки, а взгляд необычно стеклянный,
не поётся, и кровь застывает внутри, как смола;
я недавно ещё танцевала, была  весела,
как не хочется быть пустотелой немой несмеяной…

Добрый кукольный Мастер, Вы справитесь, Вы – чародей,
это легче, чем сердце живое менять у людей,
ну, слепите простецкое самое – хоть бы из глины;
я готова терпеть и иголки, и острый стилет,
я бы Вам заплатила, да денег, как видите, нет,
а из всех украшений фальшивые только рубины…

*

Добрый кукольный Мастер, сегодня я очень грустна –
Подарили мне птичку, и пела прелестно она,
И сидела на ветке в витой восхитительной клетке.
Я любила смотреть на неё, как проснусь на заре,
Я в восторге была от того, как берёт она «ре»,
И кормила с ладошки, давая послаще конфетки,

А она подставляла потешно для ласки бочок,
На полу её клетки блестел изумрудный жучок,
В тонкой дверце торчал заводной позолоченный ключик.
Я часами могла любоваться её красотой,
Я поила её родниковой чистейшей водой,
Иногда не спускала малютку поющую с ручек.

Как мне нравился нежный и звонкий её голосок,
Бриллиантики-глазки, сапфировый, острый носок,
А на грудке и крылышках – в цвет янтаря – оперенье.
Симпатично крутила она заводной головой,
И казалась такой настоящей, такою живой,
Как её необычно душевно-волшебное пенье…

Добрый кукольный Мастер, случилась сегодня беда –
Замолчала певунья моя. Неужель навсегда?
И не хлопает крыльями, свесив их, словно без силы.
Может, клетка была золотая ей слишком тесна,
Или нужно ей было давать не конфет, а пшена?
Помогите же, Мастер, без птички ничто мне не мило…

*

Добрый кукольный Мастер – целитель игрушечных тел,
Приходящий на выручку тем, кто теперь не у дел,
Врачеватель, дарующий новые жизни так щедро,
Снова к вам обращаюсь за скорою помощью я,
Старый плюшевый мишка порвался, а мы с ним друзья,
Я прошу, наложите заплатку из мягкого фетра

На его неожиданно лопнувший пухлый бочок –
У меня для уплаты всамделишный есть пятачок,
Пара бусинок розовых с самого лучшего платья.
А у вас /говорят/ есть волшебный диковинный клей.
Приступайте к нелёгкому делу, прошу вас, смелей,
Вам во всём /ради друга/ готова сейчас помогать я!

Добрый кукольный Мастер – целитель игрушечных душ,
Пусть прорвался медвежий /потёртый со временем/ плюш,
А из дырки просыпались дождиком на пол опилки,
Я вчера собрала ровно столько их, сколько смогла,
Я всю ночь с нетерпением вас, милый Мастер, ждала,
Приготовив заветный пятак из разбитой копилки!

*

Добрый кукольный Мастер, вчера мне подружка одна
Разболтала секрет, что про души узнала она,
Будто нет их у кукол – мы схожи с людьми лишь снаружи,
Те же лица, тела, но внутри механический хлам.
Потому и пришла я за помощью скорою к Вам –
Расскажите, пожалуйста, где достают эти души?

Может быть, в магазине они продаются на вес,
Как печенье, конфеты? Простите мне мой интерес,
Но так хочется быть абсолютно во всём настоящей.
Чтобы, кроме курносого носа, улыбчивых глаз,
Я душою своею была бы похожа на Вас,
Не найдётся ли, Мастер, хотя бы какой завалящей,

Кем-то брошенной или потерянной? Мне всё равно,
Со вчерашнего вечера, мною теперь решено –
Чтобы стать человеком взаправду, терпеть я готова
Даже боль! Добрый Мастер, скорее же дайте ответ –
Вы поможете бедной игрушке с душой, или нет?
Не молчите, промолвите хоть бы какое-то слово…

*

Добрый кукольный Мастер, к Вам снова имею вопрос –
Почему не бывает у кукол всамделишных слёз? –
Мы, как люди горюем, страдаем почти так же точно.
Ведь у вас – лишь беда – моментально на щёчках вода,
Ну а наши глаза равнодушны и сухи всегда,
Словно нас ничего не тревожит и денно и нощно.

Словно нам безразлично всё то, что творится кругом.
Но ведь это не так, иногда с непосильным трудом
Я сердечко своё усмиряю, волнуясь, от боли.
И не знает никто, как тоскливо кривляться порой,
Все привыкли со мной развлекаться весёлой игрой,
Предлагая нередко какие-то глупые роли.

Добрый кукольный Мастер, ах, как бы хотелось хоть раз,
Чтобы брызнули слёзы из серых игрушечных глаз,
Чтобы поняли люди, как горько жить кукле в неволе,
Исполняя любой самый глупый хозяйский указ…
Может быть, Вы сумеете сделать хоть что-то сейчас,
Я с собой принесла и воды, добрый Мастер, и соли…

*

Добрый кукольный Мастер, я снова стою у черты –
Не стучит моё сердце, без слёз мои очи пусты,
И опять, к сожаленью, умолкла любимая птичка,
Я старею – стираются краски, морщины у рта,
Красота моя, как ни старайся, конечно, не та,
А играют со мною, всё реже, и то по привычке…

Вы пытались вдохнуть в меня душу, и Ваши труды
Принесли по началу, как мне показалось, плоды,
Были слёзы, и что-то дрожало стрекозкою в грудке,
Птичка клюв открывала, звучал симпатичный мотив,
Каждый прожитый день мой был светел, волшебно счастлив,
Я с восторженным благоговеньем считала минутки…

Но, увы, сколь ни тешься надеждой, приходит конец –
Тает время моё, как в жару золотой леденец,
Слезы, данные Вами, иссохли, застыло сердечко,
Верно, вновь проржавел и сломался пружинный завод;
Скоро спрячут меня, надоевшую, в тёмный комод,
Ведь, бывает за день, не обронят порой ни словечка…

Добрый кукольный Мастер, Вы вряд ли поможете мне,
Поняла я, что старые куклы, увы, не в цене,
Послужила своё – купят новую – хватит, довольно…
Я не жалуюсь, нет, уяснила наглядный урок –
У всего в этом мире некукольном крайний есть срок,
Отчего же /без сердца и слёз/ мне так горько и больно? …

А она говорит: "Иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
Он смеется: "Я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."

А она говорит: "Куда тебе - умирать? Ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
Он вздыхает: "Ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"

А она говорит: "Куда мне теперь к тебе? Ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
Он рыдает и поет, как ночной прибой: "Ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?

Я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
А она говорит: "Мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не в такт.

Я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
Он хохочет: "Да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.

Я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
Чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.

Я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. Что закат - в дугу..
Я шепчу ей, что пою ее и кляну. Что я ради нее, что хочешь, переверну. Что боюсь ее, никому ее не верну. И она тихонько рождается между губ.

Мечта идиота
Если бы я знала...я бы тебе сказала