Я абсолютно уверена, что я больше не здесь. Я сожалею, что позволила себе открыться. 
Желаю всем удачи.

Ждать не было больше сил. Терпение не лучшее из моих достоинств. А достоинств у меня не много. Когда, наконец-то, дом погрузился в сон, я осторожно выбралась через окно, но в последний момент поскользнулась и упала. Ну, какого спрашивается чёрта, тётушка Сенсимилла разбила тут клумбу. Не спорю, красиво. Днём это напоминает похоронный венок, много крупнолистной зелени, вульгарные цветки лилий, дешёвые бутоны полиантовых роз и по-домашнему уютные соцветия герани. Единственная радость - ночные фиалки. Именно сейчас, когда эти помпезные монстры, наконец угомонились, фиалка раскрыла свой маленький секрет. Настоящая, маленькая фея, скромные, маленькие цветочки и нежный, ненавязчивый, освежающий аромат.
Вся зелень в саду, казалась неестественного цвета. Луна светила молочным светом и от этого каждый лист утратил свою чёткость и обрёл туманную, немного с синевой размытость. Густой сине-зелёный туман, окутал тёмно-коричневые стволы. Но и этого ей было мало. Видимо, окончательно сбесившись, огромное блюдце, как бельмо на небе, ревностно наблюдает за каждым твоим шагом, куда бы ты ни двинулась. На траве уже появилась роса. Брррр. Холодно. Мурашки по коже. Доктор Дум настоятельно рекомендовал не переохлаждаться. Но сегодня пошёл бы он прямиком, к тетушке в задницу. Думаю, после пары смачных косяков, она вполне реально это представляет. Я давно заметила, как она на него смотрит. Вообще-то половина моих родственников вполне нормальные люди, а вот вторая половина... Одно имя тётки чего стоит, Сенсимилла, сорт марихуаны. Кайфовые семидесятые, тетка до сих пор хранит все записи Дженис Джоплин, носит уморительные шляпы, длинные цветастые юбки и кучу браслетов. Кстати, у неё шикарный "огородик" с канабисом. Чего там только нет. Тетушка знаток своего дела. Она сумела продлить семидесятые на всю жизнь, за это я и люблю её больше всех. Тетка это свобода, в словах, в поступках, в мыслях. Её дом- река, можно погрузиться и расслабиться, потихоньку наблюдая за течением, и за тем, что к тебе приплывет. А приплывает всегда что-то новое. Но я отвлеклась.
Дьявол, моя шикарная шёлковая пижама... Теперь её осталось, только отпеть. Торжественное отпевание состоится через час, если доживу. Штанишки просто кладбище репейника. А верх, частично остался на гвозде подоконника, шелковый флаг капитуляции, торжественно развевающийся на ветру.
Луна освещала мне путь. Знаю я тебя прошмондовка-луна, знаю чего ты хочешь. Но нет. Я поклялась на пятом томе "Башни", хранить свою девственность до смерти. Ну не девственность, а свою девственную душу. Хотя это звучит самонадеянно и не соответствует истине. И вообще, если бы не разный цвет его глаз, я отдалась бы на 20-минуте, прямо в его роскошной тачке. Меня остановила сука-луна. При лунном освещении он был дьявольски похож, на сумасшедшего продавца тотемов. Как только я услышала это хриплое "хочу", я подумала, что же будет с моей душой? Хотя именно её он трахать и не собирался. Увидев моё маразматически-одухотворённое выражение лица, он по-детски надул губы. Но совсем, не по-детски протянул "ну надо же было нарваться на целку". Наивный. Но это было начало. Мы стали другими. А тогда, мне нужно было подбросить кость. Я робко протянула, увлёкшись ролью идиотки, что было разок... А про себя добавила, "один раз с футбольной командой, второй с оркестром". Не думаю, что я его утешила, но шанс дала.
Да, бог с ним. Сейчас не время. Я пробиралась сквозь колючие заросли малины. Путь не близкий, но стоил того. Старый дуб, такой огромный, что его крона оставляет в тени добрую половину сада. Его узорчатые листья всклинь наполнены жизнью, даже сейчас, ночью они светятся каким-то, нереальным, неоновым свечением, резко выделяясь на фоне сине-зелёного тумана. Там я назначила свидание. Только там. Это место портал между прошлым и будущим, дуб-убийца, сказочник Оле-Лукое и ещё чёрт знает что. Короче в саду это самое выдающееся место, ну если не считать тёткиной оранжереи.
Всё началось 20 лет назад. Сначала на этом мутанте повесился мой дядюшка, муж Сенсимиллы. Легенда гласит, будто однажды тёмной ночью, он не справился с супружескими обязанностями и впал в депрессию. Верёвка болтается в его ветвях до сих пор. Тётка оставила её на всякий случай. Хозяйственная...
Потом, во время грозы убило соседа. Скончался на месте, проломило череп сучком навылет. Что он делал ночью, во время грозы в нашем саду неизвестно до сих пор. Я была тогда совсем маленькой, и мне казались смешными его выпученные глаза, и благородно торчащий сук из головы. На конце сук разветвлялся, и всё это напоминало обкуренного оленя. А потом... Потом поселился квартирант. Он считал себя художником, хотя его картин никто не видел. Ночью он "пропалывал" теткин "огородик", а днём спал. Сенсимилла выгнала его через 2 месяца, за издевательство над дубом. На коре стали появляться лица умерших теткиных знакомых. И хотя художник клялся и божился в своей непричастности к данному святотатству над зелёным другом, ему никто не поверил. Семидесятые закончились, и в чудеса уже никто не верил. А вырезать на коре дерева, ставшего живым памятником, тогда ещё двум погибшим людям, тётка сочла кощунством. Возможно, это были первые перемены в её взглядах. Время меняет всё, даже мою любимую тётушку. Хотя она и пожалела на другой день о своём решении. Было уже поздно. Рано утром, несостоявшегося Пикассо, нашёл молочник. Художник обкурился настолько, что захлебнулся собственной блевотиной. До этих трагических событий проживал несчастный на чердаке, и его картины остались там. Податься бедняге было не куда, а найти склад для своих творений тем более. Мне, тогда маленькой девочке, было ужасно любопытно, что же творил в часы вдохновения этот хипующий художник, но Семи забила дверь огромными досками, так что и после смерти его картин никто не увидел.
Так вот, именно в этом романтическом, на мой взгляд месте, я назначила свидание моему прелестнику.
Не смотря на то, что место до сих пор казалось мне романтическим, я начала заметно нервничать. Что-то было не так, не так как обычно. В воздухе появился странный запах, так пахнет в больнице. Хотя чуть позже я поняла, это только ощущение тревоги, неназойливое, но очень ясное. А в запахе явно читались нотки чистотела с плесневеющим подорожником.
Не могу сказать, чтобы всё это пугало меня. Скорее напрягало. Хвала всевышнему и тетушке Семи, всё в этом мире можно при желании привести в относительный порядок, хотя бы у себя в голове.
Лунная дорожка вела прямо в дубу. Я уже видела силуэт моего милого Адониса. Тихо прокралась, тронула за плечо и ахнула. Мутным, неестественным взглядом на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Длинные спутанные волосы, потёртые джинсы и драная майка в разноцветных разводах. Я попятилась, не удержала равновесия, споткнулась и упала. Он присел рядом, на корточки, не сводя с меня своего полубезумного взгляда.
- Я...
- Знаю, не шурши.
- Блин, и не думала. Какого хрена, тебе здесь нужно?
Он Задумчиво почесал подбородок с козлиной бородкой и облизал палец. Мерзкая привычка.
- Я задала вопрос
- Ну и? По хрену вопросы. Хочешь, нарисую тебя?
Я решила это глюк. Мило улыбнулась и отрицательно покачала головой.
- Не-а. Я на фотках смесь Квазимодо с невестой Франкенштейна, могу представить, что будет на картине.
Тут из дерева вышел второй, в темноте похожий на оленя. Я чуть не заорала, когда разглядела причину его рогатости.
- Лаврик, отвали от неё - громадная ветка мерно покачивалась в такт его словам.
- Это ещё почему, педофилище проклятое. Киска взрослая, не для тебя. Не понятно, откуда в руке у Лаврика, появилась кисть. Он нежно провёл ей по-моему соску, предательски выглядывающему из дыры на пижаме. По телу прокатилась волна возбуждения. Наверное, колёса.
- Я нарисую тебя. Это будет клёво. -Лаврик вывалил язык и сглотнул слюну.
- Так он тебе и дал -мерзко захихикал упитанный розовощёкий Педофил.
- Вы это о ком?
- Да так. Ничего особенного. Не мой типаж. - Лаврик равнодушно отвернулся.
Либо Семи перемудрила с травкой, либо мой слабый с детства рассудок не выдерживает и выдаёт очередной сбой. Надеюсь, это хотя бы не надолго. Раньше галлюцинации не носили продолжительного характера. Моего плеча снова коснулись. Это было легкое прикосновение, знакомое, ожидаемое. В этот раз я не могла ошибиться. Я прижалась щекой к руке и почувствовала знакомый запах. Сразу стало легко. Вот сейчас пройдут глюки. Но глюки не проходили.
- Где ты был? Я тут..- Адонис не дал договорить. Зажал рот поцелуем. Сладкое удушье, истома, тепло. Я и не думала, что настолько привязалась к нему. Возможно, блуждая последние полчаса в дебрях своего безумия, я совсем забыла, сколько времени мы с ним знакомы? Или когда находишь, родственную душу, время удивительным образом меняется? Или я не хотела думать об этом.
- Я бы не хотела, чтобы они...-он снова не дал договорить.
Легко поднял и понёс к дереву. Опустил. Голова кружилась. Ноги утопали в старом мху. Мох был удивительно тёплым и мягким. Дуб ожил. Я чувствовала его тяжёлое, пряное дыхание. Кора заволновалась. Ветви приблизились ко мне. Стянули мои запястья. Тело предательски задрожало от желания. Моё родное тело, отреклось от меня. Каждый сантиметр кожи предал остатки разума и подчинился чужой воле. Я ничего не видела, стояла спиной. Не заметила, как лишилась остатков пижамы. Это было странным и одновременно удивительным ощущением. Я чувствовала себя пленницей, но пленницей собственного тела. И в месте с тем, ощущение возбуждения было настолько сильным, что трудно было сосредоточиться. Стало прохладно. Я попыталась припомнить хоть одну молитву. Тщетно.
Он вошёл в меня жёстко, слишком жёстко. Я попыталась вырваться. Но моё лицо сильнее прижали к шершавой, ранящей коре дерева. Вот этого я не ожидала. Кора расступилась и тут же обхватила мои губы, заполнив рот, лишив возможности говорить. При попытке вырваться получила сильный удар по ягодицам. Иллюзия отступила. Я чувствовала боль и отвращение. Моё тело дёргалось от каждого нового толчка, как от удара розгами. Слёзы текли по щекам. Но он продолжал двигаться, словно зомби, всё сильнее вдавливая моё тело в дерево, раня мою кожу. Я всё ещё слышала противные смешки и улюлюканье.
Он двигался и двигался. Сдавливая мою шею, заставляя задыхаться. Я уже начинала терять сознание, как его рука разжималась. И он крепко сжимал мои ягодицы, сдавливая пальцами кожу, раздвигая их до такой степени, что ещё чуть-чуть и я разорвалась бы на две половины. Потом снова хватал за шею, кусая в плечо. Я ощущала как пахнет собственная кровь, как горячей струйкой она течёт вниз. А потом темнота, я всё-таки потеряла сознание. Хлёсткая пощечина. Мой рот свободен, но больше нет сил кричать. По ногам течёт горячая, липкая жижа. От отвращения меня тошнит. Ветви, сковывающие запястья разомкнулись. Падение. Он гладит меня по волосам, шепчет нежные слова. Но от одного взгляда на него, на его волевой подбородок и по-детски пухлые губы, меня снова вырвало. Всё реально. И теперь реальность сводит с ума. Теперь я молю о безумии. Резкая боль пронзает тело. Безумная судорога сводит живот.
- Ну наконец-то -потирает руки Педофил.
Мой живот словно глыба. Не помню, чтобы за ужином я проглотила пляжный мяч. Боль слепит глаза, я почти ничего не вижу. Слышу только обрывки фраз.
- Ещё немного, милая...
- Я его уже вижу.
Что-то горячее и большее проскользнуло у меня между ног. Мне протягивают это. Я боюсь смотреть. Подходит Лаврик:
- Припудри носик, почти всё.
Он протянул мне пуховку. Такая была наверное у самой Греты Г. От кокса отступает страх и боль утихает. Я вижу как очаровательный младенец, смотрит на меня большими, самыми удивительными глазами.
- Так-так, веселимся?
Знакомый голос заставляет меня поднять глаза. 9-летняя девчушка, неизвестно откуда взявшаяся, стоит передо мной, трогательно поправляя короткую юбочку.
- Привет Лапочка! -расцвёл в улыбке трёхподбородочный любитель деток.
- Отвали -она щёлкнула его по носу -старый извращенец, когда наконец твою тыколку доедят черви.
- А ты кто такая? Я ничего не слышала о твоей смерти.
Она развернула ко мне своё личико в ореоле рыжих кудряшек и зло протянула:
- Ну надо же, какие мы забывчивые...
- Девочки, не ссорьтесь -простонал Лаврик.
- Ну ты и сука! – не расслышала его Лапочка.
- Я?!
Неужели у меня остались ещё какие-то долги? Девчушка смутно кого-то напоминает. У неё конопатый нос и дерзкий взгляд.
Я наконец-то более или менее пришла в себя. Накрылась остатками пижамы, малыш причмокивал у груди, Адонис скромно потупив глаза, молчит.
- Малолетний, злобный труп, не много ли ты себе позволяешь?
- Не много. В самый раз. Сначала убила меня ножом в спину в темной подворотне, а потом выбросила на свалку, как подгнивший помидор! Вспомнила?
- Господи, о чём ты?
- А это помнишь?
Она задрала и без того короткую юбчонку. Ткнула пальцем в родинку, похожую на умирающую бабочку с наполовину обожженными крыльями. Педофил закатил глаза. Лаврик убрал руку с моего бедра.
- Её так любили целовать папочки...
- Заткнись! -я бросила в неё ком земли -Заткнись, я избавилась от всего это на своё шестнадцатилетние.
- Избавилась... Не смеши! Вырезала кухонным ножом. Отвратительно.
- Тату неудачное, почти не скрывает шрам. Я сделал бы лучше -Лаврик нежно погладил мой шрам.
- Дурёха! -Лапочка поцеловала Лаврика в губы, совсем не детским поцелуем.
Педофил затрясся. Лапочка тряхнула кудряшками и протянула ладони. Малыш выскользнул из моих рук и поплыл по воздуху. Я не могла двинуться. Лапочка нежно обняла его. Малыш заплакал. А она запела песенку, ласково утешая его. Мелодия песни очень красивая и голос у лапочки был нежным. Я слышала эту песню от матери лишь однажды. И тут малыш стал медленно вянуть, словно цветок. Почернел, скукожился и превратился в прах. Я закричала. Девчушка не сводя глаз с того, что некогда было малышом, прошептала:
- Тише. Тсссс. Ты разбудишь его. Видишь как сладок его сон.
Довольная Лапочка стряхнула остатки тлена. И не прощаясь, растворилась в ночной прохладе. От ужаса я не могла вымолвить и слова. Лаврик взял прядь моих волос и шумно вдохнул.
- Зачем? Черныё как ночь, а всё ещё пахнут солнцем.
Мой Адонис, так и стоял опустив голову, плечи его содрогались от рыданий. Педофил злился. Лаврик жалобно поскуливал.
- Ты придёшь на мои похороны? –Адонис по-собачьи заглядывал мне в глаза.
- А надо? Ты ж не умер ещё?
Лаврик хохотнул.
- Меньше дури кури, будешь соображать быстрее.
И тут я увидела, огромное бурое пятно на животе моего Адониса, рваные клочки фирменной майки мотались над кишками. Половина лица отсутствовала. Я обошла его сзади. Одна почка приколота булавкой к джинсам.
- Как… как это произошло?
Он не слышал моего вопроса. Он продолжал меня умолять.
- Родная, я хочу, чтобы ты пришла. Теперь у нас так много общего.
Я не ответила. Он знал ответ. Я уснула или умерла, это было одинаково не важно.
Проснулась, когда ярко светило солнце. Я всё ещё лежала под дубом, вся в засохшей крови. После душа, я вышла к Сенсемилле и попросила косяк. Тетка ласково потрепала меня по расцарапанной щеке.
- Прости. Я должна тебе сказать. Твой друг умер. Вчера погиб в аварии.
Я не плакала. Я оплакала свою жизнь на много лет вперёд. Я знала, что потеряла, гораздо больше. Я потеряла не только его. Я потеряла всё то, что он мог принести в мою жизнь. А это так много... Дорога в ад казалась такой короткой…

Татьяна, Ната, вы заходите в темы Музпривет     Картинка другу с форума?

  Согласна, но лучше мне туда всё же не заходить. Каждый останется всё равно при своём мнении, но таким психам как я, не стоит вступать в споры о политике)

Не думаю. Есть вера, убеждения которые останутся непоколебимыми.
Вряд ли тебя можно посадить за взгляды, если уж Сатановского-душку не сажают...
Я думаю это способность высказывать своё мнение и взгляды. Есть люди, с которыми ты несогласен, но их убеждённость, уверенность в своих словах, вызывают уважение. С ними не хочется спорить, их хочется слушать, читать и т.д. Но к сожалению, таких людей не много.