Это какой-то замкнутый круг.  Люди из прошлого, постоянно вторгались в её жизнь. И она ничего не могла сделать с этим.  И каждый из них говорил о своих проблемах, и каждый просил внимания и помощи. Но это не являлось  для нее важным, она зацикливалась на глупейших вещах, концентрировала внимание на незначимых событиях. В этом и есть ее тупость. Какой в этом смысл? Какой в этом смысл, она ловила себя на этой мысли, когда поднималась в лифте. В пятницу вечером, после работы, измученная  и уставшая за целую неделю. Какой в этом смысл, её никто не ждет? И она никому не нужна. Никто не беспокоится о  ней, и все ее разговоры рассчитаны только на нее одну. Сама с собой. Потому, что Она - одна.
Возможно, это не проблема. Возможно, проблема не то слово, которым можно описать ее состояние.  Состояние, когда она бы не стала так сильно убиваться осознавая это. Убиваться настолько, чтобы биться головой об стену, плакать и жалеть себя ещё другими трагичными способами. Она не делала это, даже тогда, когда уходят такие люди, как Саша. Но именно с его уходом у нее появилось – это чувство. Одиночество. И вместе с этим появился страх.
Саша сказал бы:  «Заправляй шнурки в кеды, почему они торчат в разные стороны?»  Он бы сказал о ее волосах, которые сосульками висят сегодня, что их не плохо было помыть.  А вечером придвинул бы к себе на спех свой любимый, заваренный "Доширак" и бухнул бы туда нехилую половину пачки кетчупа и майонеза. И жуя, закрывал бы глаза от удовольствия и громко чавкал.
Она не стала бы плакать, как не плакала после ухода Сережи. Она просто приобрела ещё одно чувство. И это чувство она назвала разочарованием. Но это не то разочарование, когда футбольная команда, за которую ты болеешь не забив гол, не попала в полуфинал. Не то разочарование, когда мокнет от дождя единственная сигарета. Это разочарование гораздо болезненнее, сильнее.  Сережа больше критиковал её внешний вид, чем Саша. И он как Саша уходил. Он  уходил всегда. Она помнит как он ушел  впервые, жарким июньским днем, молча, не сказав «Привет». Помнит, как смотрела ему в след,  смотрела на его согнутую спину, до того момента, когда исчез в толпе его удаляющийся силуэт. Помнит ветер, который был в тот день сильным, что когда она отвернулась, её платье куполом подняло в воздух, и казалось, что она упадет сейчас, и её унесет далеко- далеко, куда-то в небо, унесет ветром, как ненужный фантик после съеденной конфеты. Сережа не любил высокие каблуки, не любил ее платья. Ему не нравились её духи. Которые она воровала в магазине, а позже с трепетным чувством счастья, прижимала к груди, как драгоценность. Не любил ее веселых смех, и ее выдуманные истории. Потому как ревновал ее ужасно. Сережа считал ее развратной, наглой, лживой, он считал ее обнаженной, даже если на ней было много одежды. Любил ли он ее? Любил ли ее Саша? Она мысленно представила их обоих, и вспомнила все. Она вспомнила как началась эта история.
Она проснулась спустя четыре часа, после кражи их «закладок» при передаче новому курьеру. Сережа сидел в углу комнаты. Она не видела его, но знала, что он как обычно сидит на стуле возле окна и курит спайс. Опустив голову назад и закрыв глаза он держит в себе дым. В комнате неприятно пахло. Она наблюдала, как в полумраке тает табачный дым. Из колонок, стоявших на столе возле компьютера, доносилась музыка, песня Агаты Кристи - Опиум для никого. Эта музыка засела у неё в голове, потому, что она слышала её уже сотню не раз, но во сне. Музыка повторялась. Раз за разом. Одно и тоже.
"Убей меня, убей себя -
Ты не изменишь ничего.
У этой сказки нет конца -
Ты не изменишь ничего.
Накрась ресницы губной помадой,
А губы - лаком для волос.
Ты будешь мёртвая принцесса,
А я - твой верный пёс."

— Надо фасовать товар, ты проснулась? — услышала она, едва пошевелившись. — Нас обокрали, я же говорил, что этому куре нельзя доверять. Я как всегда был прав. И ещё – твоя мать звонила.
Вот так начинался ее новый день, уже год, а может, прошло два года. Да два года. Она потеряла счет времени. Да и имеет ли смысл считать время?
Она улыбнулась, когда ноги коснулись холодного пола. Потом надела тапочки разбросанные у её кровати. В смятой розовой пижаме, она подскочил к окну. За окном зажигался рассвет. Холодный воздух отрезвляюще ударил в нос. Она облегченно выдохнула. У рта образовалось облачко пара.
— Нет, он не украл. Он лучше предыдущего товарища, о котором  ты мне и говорил – она улыбнулась . Сергей злобно посмотрел на неё, запрокинув голову и таким же холодным голосом сказал, — Да ему насрать, он на связь не выходит, понимаешь? После того как я ему написал адрес, он долго его искал, отписывал типа не нашел, а потом пропал, он ТЕБЯ КИНУЛ, ПОНИМАЕШЬ?  Можно повесить тебе табличку на лоб «ЛОХУШКА». Можешь даже забыть его имя. Не хочешь умыться и пойти куда-нибудь погулять, позвонишь подружке какой-нибудь или своему другу. Почему бы тебе этого не сделать? Ок?
— Ок, Сережа…
— «Ок, Сережа, ок, Сережа!» Пойди погуляй.
— Хорошо. — Она направилась к двери.
— Кристина?
— Что?
— Ты сегодня наденешь платье?
Она почувствовала, что краснеет.
- Нет, ответила она.