Сегодня он праздновал свой сотый день рождения.
Ну, как праздновал… Нынче праздники – непозволительная роскошь. Люди «приглашают» друг-друга на ужин только в качестве основного блюда или десерта (если ты молодой и мясо еще нежное).
Удивительно, как в мире, потерявшем разум, он, древний хрыч, смог сохранить еще в себе хотя бы капельку ума?
- Хотя кто знает, - сказан он сам себе, торжественно открывая возможно последнюю в этом мире банку консервов, - может я уже свихнулся, да сказать мне об этом некому!
Факт разговора с самим собой, как бы свидетельствовал в пользу такой возможности.
Но с кем еще говорить? Своих сыновей он потерял еще в начале Заката. Тогда же умерла и жена. Внуки и правнуки… бог их знает, где они сейчас. Рыщут ли в бандах мародеров новых жертв или обглоданные кости их давно рассыпались в прах?
Родные умерли так давно, что старик уже и не помнил, что такое чувство горя. Единственным напоминанием тех страшных лет был слепой глаз, отказавший на нервной почве и от истощения. Но другой то, тьфу-тьфу, до сих пор видит. Не чудо ли?
Как тут не поверишь в бога, когда самому старшему из встретившихся на его пути людей было чуть больше сорока, а сам старик отмечает сегодня свой сотый день рождения?!
К чему этот подарок небес?
Вздохнув, старик кинул шмат сорокалетней давности говядины, пролежавшей в жестяном саркофаге много лет, на сковородку. Жир зашипел и по пещере разнесся запах, чудеснее которого старик в жизни своей не припомнил.
К говядине отправились и бобы. В заплечном мешке оставалась еще банка консервированных ананасов. Он носил с собой три этих банки еще с тех времен, когда волосы его только-только начали седеть. Глупая идея. Просто бредовая, особенно если несколько раз он чуть не помер с голоду. Но даже тогда не притронулся к консервам. Почему? Сегодняшний день был тому ответом.
Но неужели старик надеялся, что доживет до своего столетия и сможет вот так у костра в пещере поесть эти реликты гастрономии?
Наверное. В глубине души. Ничем кроме как предчувствием этого не назвать. Предчувствием суровой романтики. Единственной надеждой на то, чтобы в уродливом сером мире однажды стать участником чего-то по-своему красивого. Никому уже не снять на этой планете ни одного фильма, но черт побери, сцена, когда столетний старик в одиночестве уплетает последние напоминания о мире, где в определенных кругах не особенно гуманным то считалось даже само понятие тушенки – она бы пробила на слезу кого угодно.
Еще бы сюда саундтрек попечальней…
Но и к этому старик был готов! Он расстегнул чехол для скрипки, извлек оттуда инструмент и смычок. Немного поднастроил, молясь, лишь бы не порвалась струна.
Сейчас он закроет глаза и начнет играть. Все самые любимые мелодии, начиная от кабацких песенок родной деревушки, заканчивая Вивальди (вот тут он даже немного был благодарен, что никого вокруг нет, ибо никто не осмеет его, когда иной раз и проскочит в нотах фальш!). Он не откроет глаз и будет продолжать, пока Смерть наконец не придет за ним с рассветом. В этом ужасном мире она заграбастала почти все население, а в его сторону даже глаз не повела. Но старик знал, что звуки, которым уже нет места ни в одной точке планеты, несомненно приведут ее к нему в пещеру. Она шагнет из ночи тихо-тихо и прикоснется к его сердцу ледяной рукой. Скрипка обрывается на полутоне и последний, кто помнил мир хоть немного человечным, тихо уснет, убаюканный древней мелодией.
- Что ж, с чего начнем, говоришь? Путники в ночи? Отличный выбор! – воскликнул старик. Его переполняла радость от того, что наконец-то он услышит давно забытые мелодии. С другой стороны, предоставится возможность хоть перед кем-то блеснуть талантом, гремевшим лет пятьдесят назад на весь мир!
Взмахнув смычком, он закрыл глаза и насладился всем тем, что последовало.
Отредактировано O'Rilly (19.03.2012 20:46:57)