Если только предположить на секунду, что я могу стать Богом и творить свой собственный мир таким, как я хочу, то каким бы стал этот мир?
Если бы можно было отменить все физические законы и все придуманные правила, то что тогда бы возникло на этом чистом мире-холсте?
Мой амбивалентный мир…
Конечно, там обязательно будет море, я нарисую его первым – дикое и бесконечное, ласковое и спокойное. Оно будет жадно целовать скалы и ласкать песок.
Правый берег будет всегда холодным, с бурями и ветрами которые сбивают с ног. Над ним всегда будет низкое темное небо с караваном туч, редкими проблесками не греющего солнца. Я поселю там свою тоску и одиночество с металлическим вкусом боли, им самое место на этих голых скалах, на семи соленых ветрах.
Левый берег будет нежным. Я срисую его с самых тепло-солнечных уголков Земли, наполню его белым песком и криком чаек, сделаю его тропическим и знойным, с кудрявым жарким солнцем и низкими звездами размером с ладонь. Здесь я поселю негу, с привкусом фруктового коктейля и соленым следом на коже.
Я соединю края моря лентами рек, сплету их кружевным узором наполнив серебристым блеском рыбьей чешуи, смехом длиннохвостых русалок и бульканьем водяных, я выращу на берегах кустарник и уложу сверкающие камешки на дно. В узор рек я вплету чудо, пусть оно улыбается мне загадочно из водной глади, набегая волнами на зеленые берега.
Чем же еще мне наполнить свой мир?
Пожалуй я нарисую лес – широкой, разноцветной полосой и перемешаю на палите все времена года. Пусть существуют одномоментно зима, весна, лето и осень. И будет буйство красок, на уютных полянках зацветут ландыши, а чуть дальше за дубовой рощей всегда спеет черника. Желтеют березы рядом с красными кленами и лежат сугробы под высокими елями. Пусть соседствуют непроходимые чащи и березовые рощи окружающие озера – совсем маленькие и огромные. В лесу будут жить наяды – дочери деревьев, пусть танцуют они по ночам над гладью зачарованных озер и поют без слов. В лесу я поселю радость, она будет со вкусом земляники и с венком из подснежников в волосах.
Я сотворю горы – высокие, как Альпы, цепляющиеся за облака своим холодными вершинами. Пусть они будут отвесны и прекрасны. Зеленеют у подножья, цветут эдельвейсами и покрываются снегами. Чем выше поднимаешься – тем сложнее дышать, легкие разрывает разряженный воздух и все тяжелее дается подъем и все больнее с каждым шагом, но так хочется водрузить свой флаг на самой вершине и искупаться в облаках. Там будет жить моя мечта, призрачная и едва заметная, мечта-невозможность.
Еще я найду в своем мире мертвый город, давно покинутый жителями и уснувший. Пусть он будет огромным и настоящим – с растрескавшимся асфальтом, мрачными домами без окон, старинными храмами и ржавыми машинами. Город в котором время почти стерло след пребывания человека заполнив травой трещины-шрамы, там так пронзительно будут кричать птицы и старый седой волк будет приходить выть на луну посреди площади с застывшим памятником. В самом глубоком из подвалов я поселю свой страх, укутаю его темнотой и напою безысходностью.
На кусочек суши, вдалеке от краев моря я наброшу вуаль пустыни, с раскаленным песком и миражами. Пусть вздымаются волны барханов и нещадное солнце заслоняет горизонт выдавливая последнюю влагу из кожи, надуваясь волдырями ожогов. Там никогда не наступает ночь и нет надежды встретить оазис. Здесь будет жить мое поражение с безнадежным потухшим взором. Я закопаю его в этих песках.
А в высокое небо наполненное радугами и северным сиянием я запущу свою надежду – высоко высоко, пусть кружится она там маленькой разноцветной птичкой и поет тягучую песнь о свободе и сильны будут ее крылья.
Я не хочу видеть в своем мире людей, ведь они затопчут и изгадят его, убьют жадностью и жестокостью. Мой мир слишком МОЙ, что бы быть понятным кому-то еще, я закрою его на все двери и все засовы которые только смогу найти, я сберегу его в самом укромном уголке моего сердца и никто никогда не узнает, что за мир я ношу в себе…
