- Знаешь историю куропатки?
- Нет. Какую?
- Эта птица переживает все времена за одно мгновение. Она поёт песню любви, злобы, страха, радости, печали-всё за раз. И получается прекрасный звук
- Откуда ты?
- С другой планеты.
- Как она поёт?
- Вот так. Наклонись...Похоже на вопль.
- Да.
- Когда эта птица встречает свою любовь она радуется и грустит. Радуется, потому что для него это начало. Грустит, потому что его уже нет.

- Опасно играть в бога.
- Я верю в доказательства. Никто не доказал, что есть волшебный дух, невидимый, живущий у нас над головой.
- Сколько чувств у червяка?
- Два. Обоняние и осязание.
- Значит они живут ничего не видя и не зная о свете, так ? Понятие света для них — невообразимо.
- Да
- Но мы, люди, знаем о свете. Он вокруг них — над ними. Черви сейчас его не видят, но благодаря мутации смогут, так?
- Так.
- Итак, доктор Глаз, представь, что у редких людей, появилось новое чувство — духовное начало. Они чувствуют мир над нами, как свет для этих червяков.

Во время большого взрыва, все атомы во вселенной сжались в одну точку и взорвались, наши атомы, когда-то были вместе и сталкивались несколько раз за почти 14 миллиардов лет. Мои атомы знали твои атомы, они всегда их знали. Мои атомы всегда любили твои атомы.

— Я хотел, чтобы вы преодолели пределы ожидаемого. Я думаю, что это абсолютно необходимо. Иначе мы лишим мир нового Луи Армстронга, нового Чарли Паркера. Я же рассказывал тебе, как Чарли Паркер стал Чарли Паркером?
— Джо Джонс швырнул в него тарелкой.
— Точно. Паркер-юнец неплохо играет на саксе, вот он выходит с оркестром на сцену и все портит. Джонс чуть ли не обезглавил его за это. Под смех оркестра. Паркер всю ночь проплакал, но уже на утро – что он делает? – репетирует. И репетирует, и репетирует. Думая только об одном: над ним больше не будут смеяться. Через год он возвращается в Рино, снова выходит на сцену и выдает самое охренительное соло, которое слышал мир. А представь, что Джонс сказал бы: «Да не парься, Чарли, э, нормально было, молодец!». Тогда Чарли подумал бы: «Насрать, я же неплохо сыграл». И все, конец, нет Птахи. Для меня это величайшая трагедия. Но миру сейчас нужно именно это. Неудивительно, что джаз умирает. Я вот думаю, и с каждым альбомом джаза из Старбакса убеждаюсь все больше, что нет в нашем языке слова вреднее и опаснее, чем... «молодец».
— А где же грань? Может, вы перестараетесь, и тогда новый Чарли Паркер сломается и не станет Чарли Паркером?
— Нет, что ты, нет. Настоящий Чарли Паркер никогда не сломается.

- Я буду выкладываться. И поэтому нам лучше не встречаться... Я много об этом думал, и, мне кажется, будет вот как: я буду добиваться своей цели, это будет отнимать всё больше времени, и я не смогу часто с тобой видеться. А когда мы будем видеться, я буду думать о барабанах, о джазе, о нотах и так далее. И ты начнёшь раздражаться, начнёшь просить, чтобы я поменьше репетировал, почаще был с тобой, а я не смогу этого сделать, и я начну раздражаться за то, что ты меня об этом просишь. Мы будем бесить друг друга, и это будет ужасно. И поэтому, мне кажется, что лучше расстаться сразу.
- ...
- Я хочу быть крутым.
- А ты не крут?
- Хочу стать одним из великих.
- А я тебе, видимо, помешаю?

Я что, твою мать, похож на двойную радугу?