Kill it, I ask you…
________________________________________
НЕ РУКОВОДСТВО К ДЕЙСТВИЮ // НЕ ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ // SCIENSE FICTION, - И НЕ БОЛЕЕ ТОГО.
Мари шла, направлялась, сама не зная куда. Шла ради самой дороги, без какой-либо определённой цели. Сознание её было чисто, что редко случалось; не было того привычного роя противоречивых, раздирающих душу мыслей; стремлений, целей, беспрестанного потока ассоциаций, каких-либо идей. Не было того привычного, казалось бы, «прирождённого» чувства вины невесть за что, невесть пред кем. Было лишь только дыхание, ритмичные отголоски ударов сердца в висках, звенящая внутренняя тишина, звучанье шагов, шум прохладного ветра в растрёпанных волосах.
Была лишь картинка пред взором, - пасмурные предзакатные небеса, громадный красный солнечный диск за облачной дымкой низко над горизонтом. Живая река с многих сотен ворон, безмолвно вьющаяся в небесах. Десятки голых чёрных древесных крон по сторонам, умирающая трава, ковёр с бесцветных мёртвых прошлогодних листьев. Был лишь мрачный таинственный ambient вечернего города, ледяной ветер, что пронимал одежду насквозь. Было лишь тягостное, гнетущее предчувствие чего-то очень и очень недоброго.
Ловя на себе неодобрительные взгляды редких прохожих, Мари свернула к возвышающимся средь поросшего бурьянами пустыря руинам, скелету заброшенной недостроенной швейной фабрики. С осторожностью преступая чрез горы битого кирпича, минуя «гирлянды», «серпантины» и «сети» старой ржавой колючей проволоки, натянутой меж лишенных перил лестничных перелётов невесть кем невесть когда, девчонка поднялась на последний, 7-й, лишенный кровли и троицы стен этаж. Беспрестанно веющий в выси ветерок играл её волосами, развевал полы плаща, музицировал незамысловатый мотив на Эоловой арфе струн-проводов высоковольтных ЛЭП, тянущихся над заброшенным зданием.
Девчонка неспешно приблизилась к лишенному ограждений краю верхней площадки, молча встала над пропастью, - размышляя о том, как выглядит рисковое её поведение с земли, со стороны. Там, внизу, мелькали машины, суетились миниатюрные фигурки прохожих, - но разве есть у них время смотреть по сторонам? Какое им может быть дело к кой-то тени на кромке крыши давно-мёртвого здания?
Сердце привычно ускорило ритм, каждый удар отдавал глухим стуком в висках, странная волна холодка неспешно распространялась по телу. Жилы вмиг натянулись словно бы тетива взведённого арбалета. Некая подневольная доза адреналина растворилась в крови, опьяняя со свойственным лишь одному ему сладострастием.
Там, внизу, у её ног, – лишь тьма; замысловатый, едва различимый орнамент древней искорёженной арматуры; волчьи западни поросших жасмином рвов, котлованов-прудов, заполненных сором и застоявшейся ржавой водой; беспорядочно брошенные бетонные плиты; ржавые элементы так и не построенных перекрытий. Вдали – удивительнейшая футуристическая панорама извечно не спящей узловой железнодорожной станции, озарённой мириадами мощных прожекторов, сотнями бледных искусственных солнц. С иного края, - город о пяти холмах, «волны» разношерстых зданий частного сектора, напоминающие не то муравейник в цвете, не то просто свалку. За ними, - уступчатые массивы, далее, - мрачный одинокий пик одной из основных достопримечательностей городка – 36-этажной «Башни Самоубийц», здания с дурной славой «магнита для психов».
Пугающая и, в то же время, влекущая объёмная глубь пространства. Призрачного, искорёженного, с удивительнейшей перспективой на, казалось бы, кукольный макет-городок пред тобой.
«И как только птицы не боятся летать? Каким с их высот выдаётся им мир людей?»
Вдали над причудливой решетчатой вышкой подле линии газоносных скважин пылал неистовый «вечный огонь». Поговаривал кто-то, что трепещущее перо сжигаемого непригодного технического метана достигает пятнадцати метров ввысь, - а с виду – лишь словно свеча. Расстояние искажает, дистанция лжёт.
Тень медленно соскользнула со стометровой бетонной равнины, облака на мгновение расступились, явив взору пламя сердца системы планет. Солнце извечно сияет за облаками, - порой же всем тем людям внизу кажется, что оно оставило их навсегда, уж никогда-никогда не согреет их своим ласковым светом, своим нежным теплом. Тогда – новый натиск депрессии, очередная пропасть апатии, долгая беспросветная меланхолия.
«Люди зависят от Солнца. Зависит ли оно от людей?»
Любуясь закатом, Мари вновь и вновь задавала себе один и тот же вопрос:
«Есть ли в этом мире что-либо столь же прекрасное, нежели предзакатные небеса?.. Что может быть удивительней сего бесподобного, невообразимо роскошного градиента»?
Бархатное индиго Востока сменяется сапфирной глубью зенита. Синеватые, растворяющиеся во тьме небеса ближе к Западу переходят в едва уловимую глазом лазурь. Лазурь образовывает практически неразличимый изумрудный цветовой переход меж синевой и сотнями тысяч полутонов живого пламени-злата, кровавого пылающего багреца.
На темнеющем сиреневом бархате вечерних небес серебристой монетой всё ярче сияет Ночная Царица, Селена-Луна. Подлунный мир выцветает, с каждым мгновением погружается в ночь. Земля с поросшими лесом холмами, живой зеркальной веной-рекой помалу заливается тьмой. Как кажется в такие мгновенья, - весь человеческий мир, - лишь жалкая декорация величественной мистерии уходящего Солнца. День умирает, малахитовое море древ с первой юной листвой теряет свой цвет. Опаловые разводы подвижных, стремительно проносящихся в небесах облаков постепенно стают непроглядными, тёмными. На разных высотах господствуют ветры с различными направлениями, - некоторые облачные слои мчатся на Запад, иные же – на Восток.
«Сколько небес над тобой одной»?..
Внезапный порыв ветра заставил Мари нервно отпрянуть назад. Ещё бы немного – и она утратила бы равновесие. На этот раз обошлось. Дыхание ветра нисходило из тьмы, словно бы пытаясь оттолкнуть упрямицу от обрыва. Упрямицу, стремящуюся вдоволь насладиться дозой того первобытного животного страха, трепета пред высотой.
Позади раздались вялые размеренные аплодисменты, Мари, вздрогнула от неожиданности, с ужасом оглянулась. Назади на старой, брошенной зодчими, поросшей мхом исполинской плите восседал незнакомец. Бледный парнишка с копной развевающихся на ветру длинных золотистых волос. Полы плаща с высоким воротником трепетали, старинная широкополая шляпа, кои ныне увидишь разве что лишь в кино, скрывала глаза.
- Всплеск ужаса, дыханье опаски, - произнёс незнакомец с тенью едва различимой усмешки, - великолепное ощущение, не так ли?..
Мари молча кивнула в ответ.
- Зачем подходите вы к самому краю? Ведь это в ком-то роде опасно, ветер однажды таки может столкнуть вас, - так, «чисто случайно»...
Кои-то глумливые нотки звенели в голосе незнакомца. Очевидно, незнакомец принял её за очередную псевдо-самоубийцу, пока ещё «репетирующую», лишь помышляющую о предельно-странном, присущему лишь одному человеку поступке.
- Нет, ну что вы, - поспешила заверить его Мари. - Я ведь не самоубийца, люблю лишь порой пощекотать себе нервы.
- Ну да, разумеется, – игриво произнёс незнакомец. - Зачем отрицать то, что есть?
- I’m sorry?
- Зачем отрицаешь ты действительные свои намерения?
- Разве знакомы мы? Что можете знать вы о моих намерениях иль о моей действительности? Я ведь совсем чужой для вас человек...
- О, нет, сестрёнка, - мы знакомы с тобой. Мы ведь были знакомы всегда. Мы не чужды друг другу.
Мари подступила к незнакомцу поближе. Бледное милое личико, длинная непослушная чёлка, ниспадающая на глаза, огромные выразительные глаза, - на удивленье огромные, словно бы у героя восточной манги в плоти. Бледно-синие радужки глаз едва уловимо фосфоресцируют в сгущающейся темноте. Странно, линзы, наверное...
- Если бы мы были знакомы, - я бы просто не смогла вас забыть, - тихо молвила Мари. – Мы видим друг дружку впервые. Вероятно, вы обознались.
- Милая моя Мари, ты таки забыла меня, не узнаёшь.
- Вам известно моё имя... Я должна бы вас помнить? Нас кто-то знакомил?
Незнакомец отрицательно покачал головой.
- Действительно, не могу вас припомнить. Кто же вы?
- Предположим, я есмь Сатана, - торжественно молвил парнишка, глаза его при этом на мгновенье сверкнули красочным синим искристым огнём. – Сам Дьявол. Люцифер. Тот самый, мифический, со средневековых преданий, сказаний, легенд. Отец Лжи. Антихрист. Хозяин мух, Молох. Астарта. Бафомет. Вельзевул, – и все прочие регалии.
- Милые линзы, - прошептала Мари, отходя от странного незнакомца подальше. – Однако Дьявола нет, не существует его...
- Я таки существую, - игриво произнёс паренёк, - вопреки тщетной науке рода людского, вопреки здравому смыслу. И ныне...
Вопреки «тщетной науке и здравому смыслу» паренёк растворился во тьме на полуслове, - и вмиг бесшумно оказался позади Мари.
- ...Я обратил свой взор на тебя.
Мари в ужасе обернулась, испуганно двинулась к лестнице. Незнакомец «мелькнул», растворился призрачно дымкой, - и вновь оказался пред ней, преграждая путь, грозно шагая девчонке навстречу.
- Я избрал тебя среди многих, как избрал в своё время Еву, Адама, отрока их, милого юного Каина. Я видел пару первых людей, я завладел их слабыми душами. Душами их самих – и миллиардами душ их наивных потомков за последние пять десятков веков.
- Зачем я тебе?.. – прошептала Мари, отходя к иной лестнице в другом конце этажа.
Коснувшись рукой грубой кирпичной стены, девчонка вскрикнула вновь. Существовавшего раньше дверного проёма не было, - на месте бывшего хода красовалась стена. Мари, не веря глазам, нервно пошарила по грубому прохладному кирпичу, - но лишь стена, ни намёка на выход.
- Ныне я предлагаю тебе, «человек», - продолжал паренёк, - один забавный эксперимент, - что может стать краеугольным камнем чего-то нового и прекрасного, самым удивительным опытом всего твоего серого бессмысленного «бытия».
Мари медленно обошла незнакомца, намереваясь сбежать чрез единый оставшийся ход.
- Предлагаете? Что?.. – молвила она, намереваясь отвлечь пристальное внимание паренька от последних дверей.
- Всего лишь маленький невинный опыт, - ангельским тоном произнёс паренёк.
- В чём суть его?..
- Суть его нехитра, - довольно произнёс Сатана, - не мудрствуя лукаво, - убей себя, лиши себя так называемой «жизни». Покончи со всеми своими страданиями, их ведь так много, я знаю. Убей одним выстрелом тысячу зайцев. Сделай это сегодня, зачем ещё ждать?
Мари закусила губу, рука её сама собой потянулась к припрятанному в кармане клинку.
- Не бойся, - прошептал паренёк, со значением поглядывая на край этажа, - умирать ведь вовсе не больно, кому как не мне это знать?
- Кхм, предложение ваше ни в коей мере не интересует меня. Полагаю, вам стоит поискать кого-то другого...
- Право, так уж и стоит? – делано удивился мальчишка. - Я Уже нашел. Тебя. Поразмысли над этим. Ты ведь уж не первый год размышляешь о смерти, ты ведь тайно стремишься к ней аки стремящийся к пламени мотылёк. В действительности ты ведь мечтаешь о смерти, уж многие годы грезишь о ней. Ты ведь буквально одержима этой идеей, - седьмую осень подряд. Одержима, буквально. Ныне я предлагаю тебе здесь и сейчас претворить свои мечты в явь.
Мари медленно удалялась от паренька, он столь же медленно к ней подходил.
- Каков смысл тянуть? Зачем тебе это? Зачем ещё энное кол-во лет всей этой боли? Страданий? Неопределённости? Недовольств не зависящими от тебя обстоятельствами? Всех сущих неудобств? Для чего, чего ради всего всё это?
- Вы...
- Уволь от сего унылого официоза, - давай сразу на «ты». Мы ведь с тобой даже ближе, чем можешь ты представить себе.
- Ты... Кем ты ни был...
- Ты знаешь прекрасно: кто я.
Мари пошарила рукой в кармане, - верного охотничьего клинка не было.
- Не это ль ищешь? – усмехнулся мальчишка, поигрывая загнутым клинком Мари.
Как только он оказался у него? Паренёк усмехнулся, подмигнул, нож серебряной искрой мелькнул в темноту.
- Так-то лучше, теперь никто не сможет пораниться.
Их странный танец-кружение замер, Мари приблизилась к краю, незнакомец вскинул руки, дабы столкнуть её...
Однако руки его замерли, длинные тонкие пальцы кожаных чёрных перчаток едва заметно подрагивали.
- Лишь шаг, лишь один только шаг отделяет тебя от мечты. Уйди туда, куда зовёт тебя сердце. В те тонкие сферы, без размышлений о коих ты не прожила ни дня. Ты ведь мечтаешь, беспрестанно грезишь об этом, день за днём, вновь и вновь.
- Пускай так... – прошептала Мари, медленно уклоняясь в сторону. - Впрочем, - что можете знать вы о моих мыслях, мотивах? Мне просто нравится размышлять, - о жизни, о смерти, - обо всём том, что окружает меня.
Незнакомец со страдальческим видом опустил свои руки. Мари медленно, осторожно отступила с дышащей ужасом кромки. Таинственный зловещий мальчишка не пытался перечить ей, лишь с грустной улыбкой проводил её взглядом.
- Суицид, - всего лишь ещё одна тема, тема для размышлений, - глупых мыслей, абстрактных, - но не боле того, - словно бы испытывая пред незнакомцем вину, попыталась «оправдаться» Мари.
- Гораздо боле, - уверенно произнёс паренёк, - это твоя идея-фикс. Твоя любимая «тема», красная нить всех твоих размышлений. Кого пытаешься перехитрить?
- Вы что, ещё один чёртов психолог?.. Древнейший на Земле?
- На «ты», моя милая крошка, только на «ты».
- Да ладно. Полагаешь, - что знаешь меня? Можешь видеть меня насквозь?
- Быть может, я в действительности вижу тебя насквозь, - словно бы ты простейшее, словно бы ты соткана из горного хрусталя. Я Вижу. Все твои помыслы, чаянья и мечты. Всё то множество смешных детских страхов. Все те твои глупые фобии пред людьми, пред светом дня. Я знаю тебя, - лучше, нежели ты сама.
- Корчишь из себя телепата? – презрительно прошептала Мари. - Мнишь, что слова твои производят кое-то особенное неизгладимое впечатление?
- А как тебе кажется? Разве не прав я?
Мари взглянула на стену, - выход вновь был на том же месте, где и располагался завсегда до того. Девчонка направилась в темноту и тотчас же лицом к лицу столкнулась с пареньком. Он вновь двинулся к ней из тёмного грота дверей. Мари вновь принялась отступать.
- Ты Сатана? - ехидно усмехнулась девчонка. – Тот самый, что якобы в своё время искушал мифического Иисуса, - искушал - и обломался бесславно?
Незнакомец кивнул.
- Почему же мнишь ныне, что у тебя что-то получится со мной?
Паренёк рассмеялся, запрокинув голову к хмурым пасмурным ночным небесам.
- Милый мессия, возлюбленный мой Иисус - и ты. День и ночь. Впрочем, с какой такой ты стати решила, что он вообще когда-либо существовал? Был реальной исторической личностью? Быть может, он – просто выдумка. Как знать? Две тысячи лет миновало с тех пор.
- Иисус с городка Назарет был основателем одной из ведущих, процветающих ныне религий, - с более чем миллиардом фанатичных лицемерных последователей. Подобное ведь не возникает на ровном месте, не так ли? Он ведь всё-таки был, жил, любил, любовался морем, закатами, - иль я не права?
- Ну, допустим, - скептически произнёс паренёк. – Он был цветком бытия, подавно не ровня тебе.
- Пускай так, - кто есть я? Но он не стал бы уламывать кого-либо покончить с собой. Сам он, вероятно, любил, ценил жизнь, - и завещал любить её всем сущим людям.
Паренёк страдальчески взглянул в небеса:
- Быть может, я был его первейшим приятелем, частенько беседовал с ним за бокалом вина. – Парнишка мечтательно взглянул на Мари, - глядя на неё и в то же время не видя её. - Он был великим, роскошным красавцем, девчонкам головы кружил, умел красиво говорить, - и веселиться, жить по полной. Нечто подобное и рассказывал он всем тем скучным несчастным людям той хмурой пыльной эпохи. Был он безнадёжным романтиком, неисправимым мечтателем. Наивно надеялся он подучить людей любить, жить страстно и ярко. Любить, - и вовсе не в том глупом смысле, коий ныне подразумевают церковники.
- А в каком, как полагаешь?
- Моё собственное убеждение, - Иисус был первым хиппи Земли. Make Love, not war, - в том самом смысле.
- В каком таком «смысле»?
- Не притворяйся, - ты знаешь прекрасно, что имею в виду.
Мари устала отходить от всё подступающего незнакомца. Она остановилась у блоков, громоздящихся у стены одним причудливым мегалитом. Люцифер подошел вплотную, картинным отточенным жестом пригласил присесть. Мари молча присела, незнакомец уселся напротив.
- Прильни ко мне, - излучая некий призрачный шарм, молвил он. – Ведь будет уютней, теплей.
- Ты ведь представился «Сатаной», я ведь вижу тебя впервые...
- И что? – обворожительно усмехнулся он уголками губ. - Я ведь не кусаюсь. Неужели ты боишься меня? Уверяю, не стоит. Я ведь не вампир, не чудовище, коим меня принято почитать. Никто никогда не знал меня, коим я есть наяву, в плоти. Никто никогда не познавал меня до конца. Как и тебя. Я вижу...
Мари кое-то время не двигалась, дыхание её замерло. Мальчишка молча кивнул, потупил взор. Мари молча прижалась к его тёплой груди, на удивление тёплой, - не смотря на ветер, не смотря на прохладу. Ей было всё равно, - кем бы он ни был, это создание со странными сияющими в темноте глазами, чарующим мелодичным бархатным голоском.
- Другие люди... Так же дарят тепло?.. – прошептала Мари.
- Тебе не дано это познать, - прошептал в ответ Люцифер. - Это навеки останется для тебя тайной.
- Ты ведь шутил тогда, заговаривая о суициде? Это ведь некий психологический трюк, некое НЛП для приведения в чувство потенциальных самоубийц, не так ли? Ты, вероятно, психолог, - иль что-то в этом роде? И все эти твои «мелькания» - это ведь, вероятно, какой-то гипноз?..
Незнакомец вновь чарующе усмехнулся.
- Нет, не лгал я, не играл с тобой, иллюзионистом не был никогда. Не человек я, - и предложение моё в силе.
- Ты ведь таки играешь со мной, не так ли? Решил устроить разговор до утра? О сути явлений, вещей, первопричинах бытия, неком загадочном «смысле жизни»...
- Я серьёзен как никогда, - беспристрастно молвил мальчишка, укрывая Мари тёплой полой плаща. – Серьёзность, патологичная, аномальная обстоятельность – бич мой, первейший порок. Время у нас - действительно лишь до рассвета. И зачем тебе суть «явлений, вещей»? Разве тот «загадочный смысл», - не патологично-любимая тобой тема?
- Патологично... Любимая... Может, и так.
- Так, действительно так. «Смысла» нет, не существует его. Ты рассуждаешь о фата-моргане. Нет в этом ни правды, ни смысла, - оставь это, покончи с собой.
- И ты всерьёз полагаешь, что я, быть может, вниму твоему безумному «предложению»?
- В противном случае меня бы сейчас не было здесь. Мне действительно кажется, что ты сможешь понять, сможешь всё сделать правильно, - хотя бы единственный в «жизни» раз.
Тон незнакомца был теперь словно сталь, в нём теперь не было ничего человеческого. Мари сглотнула подступивший к горлу комок, - однако даже не шевельнулась.
- Жизнь дарована человеку Всевышним, - кому как не тебе это знать?
- Да, - скрепя сердце вымолвил Люцифер, - «жизнь», - своего рода «дар» Вседержителя, - прекословить не смею, - однако в чём ценность подарка? Смогла ли ты уловить её суть?
Мари не ответила, - нечем было ей крыть.
- Не смогла, - отстранённо констатировал паренёк, - в чём трагедия, в чём печаль твоей грустной, унылой истории...
- Пускай так, - прошептала Мари. – Я, быть может, слишком невежественна и слепа, дабы схватывать всё на лету. Однако... Я... Доверяю Творцу. Если дал Он мне, столь со всех сторон негативной, Жизнь, - сей непостижимо-загадочный дар, - стало быть, в этом есть некий смысл, - пускай даже я сейчас и не способна увидеть его. Не способна увидеть всей сущей картинки. Не способна сложить все фрагменты мозаики в единый красочный холст, в единое полотно. «Смысл» должен быть.
- Доверяешь? – на сей раз ехидно и хищно ощерился незнакомец. - Творцу? С какой такой стати? Ты ведь неискренна сама с собой, - ты ведь не доверяешь никому, ты ведь считаешь «доверие» неким проявлением слабости, свидетельством щемящего своего бессилия что-либо изменить.
Мари медленно и с удовольствием провела ногтями по кирпичу, полупрозрачные перламутровые пластинки прыснули битым стеклом, с кончиков пальцев стала сочиться чёрная в сумраке кровь.
- Мазохизм? – ликующе прошептал паренёк, рассматривая четвёрку тёмных линий на стене. – Тащишься от страшной физической боли? Эт своего рода «наказание» самой себя? За что?..
- За всё...
- Ты ведь не знаешь ответа, тебе просто больно, ты многие годы мечтаешь приглушить эту беспрестанную боль. Боль сугубо физическая – «прекрасное» «средство» от боли «душевной», не так ли? Руки твои в причудливой паутине свежих порезов, царапин и шрамов, - что вновь жгут, кровоточат, - стоит тебе лишь поиграть мышцами рук... И такой, всей из себя «уникальной» тебя якобы «создал» твой милый любящий Бог? Жестокое, свирепое гипотетическое божество...
- Он должен существовать, - не слишком-то убедительно прошептала Мари. - Он, должно быть, добрый, славный, прекрасный...
- Глупая ты... – радостно сообщил паренёк. - Ты всего лишь бежишь от реальности в мир тщетных мечтаний. Творишь себе некий светлый образ... Некого возвышенного «возлюбленного», что «быть может» когда придёт невесть откуда во славе огней, объятый сиянием, в объятиях радуги, тихого нежного шторма без молний, - прямиком из рая небесного, экспрессом без пересадок из Эдемского сада, - и обнимет, приласкает тебя, заберёт с собой - прав ли я?
- Подлый ты...
- Откровенный, - поправил Мари паренёк. - Ты всё ещё веришь в некого «доброго» и «светлого» Бога? Как знать, быть может, Его и не существует вовсе?
- Всё же должно что-то быть, некое извечное творческое начало, нечто разумное, служащее базисом всей известной человеку реальности. Как иначе объяснить удивительнейший факт существования всей этой дивной величественной Вселенной, - размахом, быть может, во многие миллиарды парсек... Вселенной в коей существует пространство и время. Все те виды фундаментальных физических взаимодействий. Миллионы галактик с миллиардами звёзд. Млечный Путь, на окраине коего, - желтый карлик главной последовательности, заря по имени Солнце, - сердце системы планет, на третьей из коих, лазурной жемчужине, есть этот город этой страны, это здание, ты и я... Всё, как мне кажется неспроста...
- Хочешь сказать, - ко всему гипотетически мог приложить руку некий загадочный Бог? Нечто предвечное и мистическое, скрывающееся за маской пространной трёхбуквенной лигатуры?
- А разве не так? Разве может быть как-то иначе?
- «Бог» твой, – лишь гипотеза в оправдание беспроглядного твоего невежества. Ну и Что Он в твоих глазах? Или Кто?
- Кто сам ты, чёрт тебя подери? – вспылила Мари, отстраняясь от парня. - Что ты такое? Ты якобы видишь меня насквозь, - но кто сам ты? Если сам ты столь велик и всевидящ, - зачем расспрашиваешь меня о том, о чём могу лишь догадываться, строить гипотезы, - не ведая – верны ли они хоть на йоту? Зачем восхваляешь ты суицид?
- Возможно, потому, что считаю его весьма Перспективным Средством Познания.
- Ну и познавай себе сам, - алое знамя в руки тебе!.. Зачем тебе я? Зачем агитируешь ты меня? Полоумную и невежественную...
- «Полоумная» и «невежественная», - лишь прилагательные, - но каково существительное, - кто ты сама? Откройся мне, опиши мне себя сама...
- Это... Пожалуй, самое трудное. Вероятно, самая трудная суть во вселенной. Как я могу себя описать, - если сама я не ведаю, - кто я иль что? Я прожила боле семи тысяч дней, - но по-прежнему не понимаю, - кто я? Кто жила?.. Жила ли вообще?.. Зачем пытаешь меня, вновь поднимая вопросы, на которые заведомо не знаю ответов?..
- Быть может, когда-то ты сможешь понять. Намекну... Что веками, во все времена людям о Боге подсказывала интуиция?
- «Я есть ты»?
- Аха, - частица Творца в каждом Его творении. Однако кто же, по-твоему, я, Сатана?
- Ты, вероятно... То же творение, та же частица извечной божественной теургии? Ты, лукавый, «нечистый», - часть того самого Бога? Ты и он – одно? Demon est Deus inversus? Ты - иное лицо Творца? Часть Его, Его тёмная часть? Шандор ЛаВей был таки прав?..
- Зачем он тебе, некий сторонний «авторитет»? Возможно, ты в этом мире и для того, дабы развивать свой собственный разум, свои способности понимать, самой постигать константы этого мира, этого кошмарного полусна-забытья. Быть может, «ты» «для» «того», дабы оттачивать здесь и шлифовать свою уникальную индивидуальную суть, - учиться жить, быть вольной, свободной.
- А ведь и сам ты не знаешь – и сам до конца не уверен. Сам ты ведь сомневаешься...
- Под сомнение всегда ставлю всё. Быть может, - такова природа моя и суть.
Мари молча смотрела на мерцающие уровни огоньков Башни Самоубийц.
- В своё время ты ведь поняла: ты на этой планете чужая, сторонняя; незваная гостья, я бы даже сказал. Ты некое энное время молча наблюдала за всеми теми людьми – и, в конечном итоге решила, что единственная общая ваша черта – принадлежность к единому биологическому виду. «Раз уж я не могу стать частицей этого мира – что ж, мне придётся создать, построить свой собственный. Мир глупых собственных грёз. Это ведь просто, это приятно, - чувствовать себя сердцем, богиней собственной иллюзорной «реальности», - быть в ней такой и иной, примеряя маски, личины, - строя погоду, усилием мысли сменяя ночи и дни. Ты нашла утешенье в своём собственном «космосе». Ты не смогла слиться с миром людей – и решила в отместку уйти в свои наивные иллюзорные сферы. Никого - никогда - не допущу в свой собственный кошмарный мирок, - зачем-то думаешь ты. И зачем? Кому какое дело к тебе? К твоим глупым мыслям, мечтам? Ты здесь одна, - тебе бы пора, тебе стоит понять: что это – «жить».
- И как это – «жить»? И зачем?.. Подскажи, намекни...
- Никто не может рассказать об этом. Нет нигде никоих «готовых ответов». Тебе всё стоит понять самой.
- Я тебя ненавижу...
- О, да! – залился смехом мальчишка. – Скажи это снова, это ведь столь упоительно! Твоя первейшая реакция на всё, что только ранит. Я бы даже сказал, - это вся твоя суть. Ненавидеть, пытаться разрушить, упрямо не замечать всё то, что тебе недоступно. Зависть, - она ведь не чужда тебе, сознайся...
- Предположим. Всё сущее в мире нашло своё отражение в моём существе. Страх, звериная злоба, стремление к разрушению, убийству и самоубийству...
- Когда ты не можешь творить, в тебе разгорается стремление разрушать. Когда ты не можешь наслаждаться мгновеньями загадочной жизни – ты начинаешь грезить, находя в том некое аномальное, противоестественное наслаждение.
- Не всегда так...
Сатана вновь рассмеялся.
- И слова из уст той, что когда-то мечтала устроить теракт, - вогнать наполненный жидкой взрывчаткой автопоезд-цистерну в толпу!.. Иль взорвать его на первой дамбе каскада Днепра, - подле Киева, - дабы инициировать чудовищную «цепную реакцию» с разрушением всех искусственных стен вдоль реки! Миллионы ни в чём неповинных людей погибли бы твоей вине – и тебе бы даже не было жаль их! Ха-ха-ха!.. Ты ведь чудовище, монстр, - Ты Моя, тебя ждёт мой восхитительный мир, - преисподняя...
- Если ты столь прозорлив, - должен был также подметить, что я очень часто действую и мыслю «от противного». Ты предлагаешь мне покончить с собой – и во мне тут же вспыхивает мысль-огонёк «жить назло, вопреки». Ты напомнил мне о тех жутких мыслях – я и признаю: порой я... Чудовище, порой я сама – твоё воплощение – воплощение некой адской дьявольской сути – но я не только ведь...
- Ну что «не только»? – скептически усмехнулся Люцифер. – Хочешь сказать что-то в свою защиту? А ведь нечего сказать! Ты лишь сущее зло.
- Я не только зло...
- Ну да, конечно... – издевательски-понимающе закивал паренёк. – «Есть в тебе также нечто «светлое» - ибо прочла где-то, что «ничто не бывает лишь чёрным, лишь белым»». Это всего лишь самообман. Нет в тебе ничего. Ничего светлого. Лишь мои любимые качества: садизм, мазохизм, злоба, бессильная ярость, ненависть...
- Не утруждай себя перечислять. Я не стану... не в вправе это отрицать.
- Поэтому сделай шаг в бездну, - быть может, - ты и не умрёшь совсем, - хотя, возможно, окажешься в моей власти, в моём царстве, в мифической бездне-аду.
- Нет, не сегодня...
- Но ведь зачем тянуть? Ты ведь понимаешь, что ничем иным всё и не может закончиться. Happy-end’а не будет, - ты просто обязана прийти в моё дымное царство ниже уровня моря. Ты просто обязана предстать предо мной, - иль своим глупым гипотетическим Богом. Рано ли, поздно. Ты ведь знаешь, - не может быть по-другому, нет никаких иных окольных путей. Животные прекрасно предчувствую свою смерть, - ныне загляни себе в душу и ответь мне, - что чувствуешь ты?
- Ты знаешь прекрасно... Я чувствую, что...
- Пора расставить те многие точки над «и». Пора подвести итог жалкому повествованию твоей серой бессмысленной жизни. Ну так что тебя держит, что тебя останавливает?..
- Возможно, самоубийство – ошибка. Роковая ошибка, - и понять это смогу я лишь за чертой, - когда будет уж поздно...
- При иных обстоятельствах я просто махнул рукой и забил на тебя, - грустно прошептал Сатана. – Но всё же, - надежда умирает последней. Я, Сатана, верю в тебя... Зря, пожалуй, - ты ведь сама – моей лживой породы, - ты ведь и сама – маленькая Сатана. Нельзя тебе доверять, ты не достойна доверия.
- Я – твоей же природы? Льстишь ты мне. Зря притом... Ты не боишься быть смелым, ты не боишься говорить, ты не боишься жить... А я...
- Подобное притягивает и порождает подобное. Пускай ад, – но ничего иного ты ведь и не стоишь.
- Ты словно бы голос моего ущербного эго, - грустно прошептала Мари. – «Я недостойна того, достойна другого». Но как знать? Почему бы опять не мыслить мне «от противного»? Я не верю своему эго, - каким бы оно ни было, - я есть я, я не могу быть объективной...
- А кто же может ещё? Кто, кроме тебя? Быть может, твой гипотетический, быть может, надуманный Бог? Ты уклоняешься от ответственности.
- Пред кем и за что?
- Пред собой, может так статься, - уклоняешься от ответственности за своё собственное бытиё, что столь подобно кошмару.
- Что стоит признаться? Я виновата. За всё то, что случалось, происходит, - и грядёт в завтрашнем дне. Я повинна...
- Вина, это приторно-сладкое чувство... Избавь себя от вины и ответственности, - сделай шаг в неизвестное. Быть может, - Там – лишь только тьма, «вечный сон», забвение, аннигиляция твоей жалкой души. Небытиё, что избавит тебя от всего. Решение всех сущих проблем, - былых, нынешних, «удар на опережение» по всем тем предыдущим бедам, невзгодам, - что непременно случаться с тобой, реши ты зачем-то продолжать свою глупую серую «жизнь».
Мари страдальчески прикусила губу, взглянула на паренька взором избитой трусливой собаки.
Люцифер, сияя лучезарным теплом, некой безусловною любовью, взял её руку в свою:
- Нет смысла в вине. Там тебе будет уже всё равно. Или, вернее, - боле «не будет никак» вообще.
- Я не в праве... Мне кажется...
- Бедняжка. Пугаема тенью... Ты опасаешься, что существует всё-таки некое возвышенное «божество», что доблестное, дерзкое, сладкое деяние суицида = «бросить дар Бога тому же Богу в лицо»? Ты опасаешься, что Бог не «есмь Любовь», - что Он, как и ты, может прийти в бешенство, ярость, - и изорвать тебя заживо на клочки? Что Он может таки «не простить» тебе тот «жесточайший» «грех», - и вслед за тем жестоко, безмерно жестоко, страшно, ужасно покарает тебя, передав мне, в мой чудовищный край вечных страданий и пыток?
Сатана рассмеялся.
- Я не могу отрицать и такой вариант... – прошептала Мари. - Я не знаю, - что оно, - там, за чертой.
- Твой покорный слуга, - едва различимо кивнул Люцифер, - предлагает не медлить боле ни дня – и Узнать, наконец.
- Мне страшно...
- И мне, - истерически оскалился Сатана, - порой я сам себя боюсь!
- О чём ты? Ты ведь вечен... Каково дело тебе к моему незнанию и моим глупым страданиям?..
- Быть может, незнание вездесуще. Оно не «твоё», не «моё», - оно наше. Как и наша боль...
- Это сон...
- Может быть. Но кто видит его?
- Я сама...
- И кто твой собеседник?
- Мой собственный разум? Сама я?..
- В классической психиатрии подобное именуется шизофренией, - услужливо сообщил Сатана с всё той же тенью едва уловимой усмешки. - Этимология слова, - древнегреческая, обозначающая дословно, - «расщеплённый рассудок». Может так статься, - ты разговариваешь с собственной тенью, - на медицинский манер, - со своей же собственной галлюцинацией. Признай – помимо всего прочего, - ты социально-опасная психопатка, в ржавой клети тебе место.
- И чем поможет мне клеть?.. – истерически рассмеялась Мари. – Разве в замкнутых стенах – лекарство? Я ведь и сама обрекла себя на четыре стены, - тебе, должно быть, известно, что очень редко покидаю свой дом-темницу...
- Это твой собственный выбор, сирая ты моя. Что мешает тебе отправиться, к примеру, на рок-концерт, торговый центр, дискотеку? Есть тысячи мест своего же лишь города, в коих ты никогда не была. Песок времени струится меж пальцев, - ты ведь умрёшь, - так и не увидев по своей собственной бешеной прихоти всех тех красок, славы, смысла, значения жизни. Это твой собственный выбор. Твоя аномалия, твоя патология. Что препятствует тебе жить?..
- Если уж любишь диагнозы, - шизофрения, должно быть, - что, как известно, никогда не приходит одна. Может так статься, - у меня ещё уйма не диагностированных психопатологий самого различного происхождения... Могу, может быть, поручиться и расписаться под маниакально-депрессивным психозом, социофобией, дисморфофобией...
- Но разве можешь быть ты сама объективной? Быть может, - всему виной та полумаска шрамов, - иное же ты просто придумала.
- Посвященные классической психиатрии книги – презанятная суть. Читая, - на каждой странице узнаёшь лишь себя, вновь себя, снова и снова...
- У кого угодно можно сыскать те иль иные симптомы того иль иного расстройства души. Ты ведь и сама с любопытством «диагностировала» их у тех немногих людей, коих знала когда-то. В СССР в своё время даже существовал милый занятный диагноз «вялотекущей шизофрении», - под симптоматику коей подпадали все сущие люди, - однако диагностировалась она лишь у немногих, неугодных системе.
- Ну ладно, - я ведь действительно не врач, не профессор, не доктор наук. Но за социофобию, дисморфофобию, дисфорию, большую депрессию могу таки действительно поручиться.
- Ты ведь даже не помнишь того пожара. Ты не виной тому, коей есть.
Теперь рассмеялась Мари.
- Ну да, предположим, - я не помню пожара, - но он всё же был, - его последствия налицо!
Девчонка откинула в сторону завитые тёмные пряди. Всё то, что открылось за ними, казалось бы, ничуть не смутило беспристрастного паренька.
- Посмотри на меня... Внешняя неприглядность – отражение моей внутренней сути... Подобное ведь порождает подобное... Я заслужила всё это, я первопричина и следствие Этого. На Востоке сказали бы «карма», чёртова карма...
- Вау! – восхищённо выдохнул Сатана. – Но понимаешь ли ты, что это весьма провокационное заявление? Что затрагивает оно не тебя лишь одну?
- Это всего лишь гипотеза...
- Попытка понять, объяснить, - почему ты такова?
- Быть может, эта гипотеза справедлива, - для моего частного случая.
Глаза Люцифера вновь воссияли во тьме парой васильковых огней.
- Хочешь, я дам тебе иной облик? Прекрасный, непостижимо прекрасный...
- В обмен на мою «жалкую» «сирую» душу? – обречённо рассмеялась Мари. – Если это и сон, - в нём таки начинается то, что древние греки прозвали «расщеплённым рассудком»... Никто не может изменить... Ничего...
- Восточные мистики веками разглагольствуют о том порочном круге реинкарнаций, причиной коему служат желания. Миллиарды людей верят в «жизнь после жизни», - в ином облике, - на Земле – иль даже где-то ещё. Если в этом есть хотя бы крупица истины, - ты умрёшь и тотчас же возродишься в иной плоти, - невоплощённые твои желанья вновь вернут тебя к «жизни», - в прекрасной плоти, способствующей претворению в явь всех тех грёз и мечтаний. О любви. О других людях. О путешествиях по всей этой удивительнейшей Земле. На остров Пасхи, в Египет и Мексику, Перу с её удивительнейшим плато Наска. Ты смогла бы увидеть Лас-Вегас, штата Невада, далёкого Нового Мира. Ты могла бы даже в нём поселиться, - средь мириад извечных огней, музыки, роскоши и любви. Ты бы могла попробовать побывать во всех сущих столицах ведущих стран мира. Мечты о профессии лётчицы гражданской авиации, может быть, наконец, смогут сбыться...
- Будь ты проклят, подонок! – прошипела Мари и тотчас же полоснула ногтями по милому бледному личику Сатаны.
- Ах, как больно! – издевательски молвил он, словно бы наслаждая злобой Мари. - Умоляю, сделай это ещё раз!.. Ещё!
Порезы его на глазах затянулись, капли крови вмиг испарились словно роса.
- Ну же, ударь меня снова, - мне ведь даже больно, - а ты выплеснешь злобу, свой накопившийся стресс. Несомненно, это заключает в себе некий терапевтический эффект. Выплесни свою боль, - разрядка полезна, она позволит тебе вновь жить, вновь дышать.
Девчонка не шевельнулась, лишь молча поднялась и вновь стала на самом краю.
И вновь сердце привычно ускорило ритм, каждый удар его отдавал глухим стуком в висках, странная волна холодка медленно распространилась по телу. Жилы вновь натянулись, будто гитарные струны, аки провода, словно бы тетива взведённого арбалета. Некая подневольная доза адреналина вновь растворилась в крови, опьяняя со свойственным лишь одному ему сладострастием...
- Чего стоит подобная жизнь? Боль и разрядка, разрядка и боль. Цикл за циклом... Кой-то жуткий заколдованный круг.
- Теперь понимаешь ты, что я желаю тебе лишь только блага? Быть может, нет ни ада, ни рая, - и есть только жизнь «здесь и сейчас» - в оковах бренной плоти – и не иначе? Быть может, суицид – это Тот Выход, интуитивное то понимание, - как исправить Ошибку, эту мрачную жизнь. Буддизм, индуизм, - эти глобальные веры ведь не могли ошибаться. Душа вечна. Аки перчатки извечно сменяет бренные оболочки. Умри. Вновь живи. Приди в мир в новом достойном обличье.
- Я боле не верю в «веру», у меня с каждым днём всё меньше мечтаний... Нет смысла верить, нет смысла в мечтах. Если я сейчас такова – стало быть, есть причины...
- Причины? – скептически молвил Люцифер. – Всего лишь жалкие отговорки. Ты не должна страдать, - никому не обязана, - Бог ведь здесь ни при чём. Нет страданию ни прощения, ни оправдания. Жизнь дана – дабы Жить!
- Жизни нет...
- Нет, действительно нет, - у тебя. Именно к этому я и веду. Лишь сумрак, потёмки, - радуги нет. Но всё ещё можно исправить. Ты ведь знаешь – коим именно образом.
- Бог, может быть, не простит...
- Ты есть Он, частица Его, - если даже на мгновенье представить, что Он существует. Он, конечно, простит. Всё простит, приласкает...
- Бог есть Бог, человек ведь не Бог, не весь Бог, в любом случае... Ты, кем ты ни был, - якобы падший ангел... Простил ли Он тебя?
- Быть может, Он просто принял меня, коим я есть. Я – бич рода людского, Князь грешной Земли, я был первоисточником всех сущих войн, предательств, убийств и насилия. Я подговариваю людей грабить, насиловать, убивать беспощадно. Порой и сам я берусь за клинок, - нанося людям десятки колото-резаных ран и прикапывая следы своих дьявольских оргий в ближайшей лесополосе... И Он смог принять меня. Я, как можешь видеть сама, отнюдь не цепях, не в некой мифической преисподней, не подле кипящего земного ядра. Я здесь, на свободе, я продолжаю играть. Души людей – лишь пыль для меня. Творец любит людей, Творец любит меня...
- Ты говоришь в духе всех тех фанатичных свидетелей Иеговы...
- Я иной полюс их. Я тот, кто нашептывал тебе все те мысли о серийных убийствах, терактах, автоматной пальбе в стенах так и не ставшего тебе альма-матер универе. Милый любящий Бог ведь не стал бы проповедовать о подобном...
- Как знать...
Сатана поднялся, с удовольствием потянулся, встал на краю подле Мари:
- Красив этот мир, - кто бы ни создал его.
- Безусловно. Почему же увещеваешь меня ускорить ты то, что и так неизбежно?
- Поверь, неспроста.
- Открой свои карты...
Люцифер картинно подпёр подбородок рукой, задумчиво взглянул на светлеющий с каждым мгновением горизонт.
- Я предлагаю тебе умереть, покончить со всем, пресечь, наконец, всю эту боль.
- Зачем же спешить? Куда торопиться? Все и так смертны...
- Что изменится в мире от того, что «есть», - живёшь, дышишь ты? Ничего, - Я знаю это – и прекрасно известно об этом тебе. Если есть в тебе нечто «божественное» и нетленное – ничего не изменится, ты не умрёшь, твой милый всепрощающий Бог простит тебе эту шалость. Если же ты – всего лишь случайность жесткой холодной беспощадной природы, всего лишь животное со способностью мыслить — покончи с собой, исправь эту промах, да поглотит тебя хаос, тебя породивший.
- В чём же «промах»? Чем бы я ни была – порой мне нравится жить.
- Вот именно, - печально кивнул Сатана, - только «порой», - но не всегда. Нет никоего постоянства, - то одно, то другое. Наслаждение/боль. Пламя и лёд. Извечный танец дуальностей, - разве не удручает он, разве не мучительно это? Покончи со всем этим, покончи с собой. Вечна ты или всего лишь «случайность» - так ли, иначе, - в любом случае – сущее благо. Никоего зла. Жизнь, конечно же, зла; предложенный мною Опыт – лишь истое благо. Ты получишь ответы, - иль перестанешь вопрошать.
- Ты ведь Дьявол... Отец Лжи... Мнишь, я доверюсь тебе и возьму сигану с краю здания? В пропасть и неизвестность?
- Я и не прошу тебя верить мне, - скажу даже: – не верь! Нельзя верить, нельзя доверять – ни мне, - никому, - никогда, - ибо все и всё в Моей власти, все неизбежно обманут тебя, все вновь поглумятся и вновь зазвучит жизнерадостный издевательский смех. Верь лишь себе, - боле некому доверять, решительно некому - во всём этом холодном беспросветном кошмаре, коий принято величать «жизнью». Я ведь не враг тебе, мы ведь в одной западне. Впрочем, - можешь не верить. Я ведь не зря снискал клеймо «лживого зверя» и «человекоубийцы»... Однако быть может, - я «убиваю» и «разрушаю» «людей» из чистого сострадания и ради их же блага – лишь только когда разрушено старое, может прийти нечто Новое.
- Ты лжёшь мне, - с отстранённой усмешкой тихо прошептала Мари.
- Может так статься, - прошептал Люцифер. – И может быть также иначе, - и искренен я. Вероятно, в этом и заключается немалая доля всей ценности жизни, - никогда ни в чём не можешь быть уверенной до конца. Приходит тот миг, когда наука лишь разводит плечами, когда дальнейшее познание в лабораториях и При Жизни становится невозможным, - и тогда приходится поставить всё на карту. Пришло время рискнуть всем – ради величественной одиссеи познания. Кто есть ты? Быть может, за гранью смерти тебя поджидают ответы?
- Быть может, за гранью нет ничего.
- «Быть может», - твоя и моя излюбленная категория, символ неведенья, относительности. Развей тайну, окунись в её тёмные воды. Убей себя. Быть может, лишь смелым открывается Истина, - только им, а не тем, что всю свою «жизнь» боялись и всячески избегали смерти, её квантового скачка в мир иной; страшились с дерзкой усмешкой, интригой, вскрыть себе вены.
- Ты посеял в моём сердце сомнение, однако - я не могу ничего тебе обещать...
- Убей себя. Вот и всё. Таково моё предложение. Я никуда не спешу, - и не подгоняю тебя. Время на размышления – вся твоя «жизнь». Я терпелив аки огромный чёрный паук в уголке твоего мрачного дома, твоего дома-тюрьмы. Вечен я, - могу позволить себе ждать ответа «долгие годы». Время для меня не имеет никакого значения, - в отличие от тебя, бренной, смертной, ничтожной. Ты подвластна неистовой стрелке часов, ты состаришься, станешь уродливой, слабой. Ты когда-то умрёшь. Ты уже стареешь, ты уже умираешь, - начала умирать с первым криком и вздохом. Кислород тот огонь, что сжигает тебя. С каждым днём блекнет твоя и без того сомнительная «красота». Ты уже полумертва. Одной ногой в могиле, - хотя тебе и вроде бы «так мало лет» и якобы ещё «вся жизнь впереди». Не стоит льстить себе, - впереди нет ничего, - та же боль, лишь только больше боли. Ничего светлого и прекрасного, надежды твои тщетны. Время уходит, - но ничто не меняется. Ты виновата в этом, только ты... Как ни странно. Ты прожила столько лет, - но стоила ли эта «жизнь» всех тех мучений, страданий и слёз, - коих, как кажется Мне, было значительно больше?
- Человеку зачем-то предоставлена долгая жизнь...
- Не вижу в этом никоей особой ценности, - скептически усмехнулся Дьявол. - Время, - эфемерная суть. Около трети «жизни» твоей уже за спиной, - но успела ли ты насладиться?.. Где то наслаждение? Эйфория, величие, слава? Нет их, - и не случится с тобой им уже никогда. Нет ничего, ради чего бы стоило жить. И не будет, - увы! - к сожаленью, - впереди лишь только тьма, слёзы и кровь.
- Надежда умирает последней...
- Надежды, - всего лишь тщетные утешения, своего рода «анестезия», самообман, что удерживает от того самого единоверного шага. Сколько раз ты обманывалась? Сколько раз ошибалась?.. Сколько раз обжигалась? Не мни, что ставлю целью чем-то обидеть тебя, - но столь же глупа ты, наивна... Ты упрямо не учишься на ошибках; игнорируешь печальные факты, что не угодны тебе и причиняют боль. Ты в порочном кругу. Ты блуждаешь меж триумвирата древ, - понапрасну веря в «любовь», некий «смысл», иллюзорную ценность «жизни». Веря в то, что с тобой никогда не случится. Молю тебя - брось все эти глупые игры...
Мари несмело подняла глаза.
- Я... подумаю.
- Размышляй, размышляй... – тихо произнёс Сатана. - Когда надумаешь, когда решишь, – ты знаешь, как стоит поступить. Не говорю «прощай», - мы ведь ещё встретимся беспременно.
- Уверен ли в этом? Можешь ли поручиться, что мне, - жалкой, трусливой, ничтожной, станет смелости?
- Станет, конечно же, станет. Рано ли, поздно. Так ли, иначе. Вопрос лишь – как скоро; когда?
- Быстрее бы...
- В твоей власти покончить со всем прямо сейчас, - к чему все эти сомнения, к чему колебания? Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
- Всему своё время... Что-то ведь держит меня, я словно чувствую, что конец моей грустной истории ещё впереди; не сейчас.
Паренёк вновь страдальчески взглянул в небеса, неспешно вздохнул.
- Оглянись вспять, - прожила ты боле семи тысяч дней, промчались они словно бы одно-единственное мгновение. Ты можешь не верить мне, можешь так и не отважиться на тот самый верный в «жизни» поступок, – но смерть таки в любом случае придёт за тобой, - и с твоим-то железным здоровьем – ещё ах как нескоро...
- Скорее бы... Милый мой Сатана.
- Чувствуешь ли всю эту иронию, насмешку Творца? Миллионы людей долгие годы страдают от неизлечимых недугов, - ты же, годами заклинающая небеса о скорейшей мучительной смерти, – подавно забыла, что значит «болеть».
- Природа действует чрез противоположности?
- Может так статься, что так.
- В таком случае, - дабы умереть естественной смертью, - мне бы стоило «полюбить» и научится «ценить» свою жизнь? Лишь в том бы случае Смерть скорее бы отдала мне предпочтение? Нет... Я не желаю лгать. Нечего «любить», нет ничего, что смогла бы «ценить»... Впрочем, искренен ли ты?
- Искренен, мне поверь, - и был таким я всегда, - мне нет смысла лгать, - ибо также нежно и трепетно влюблён в Истину. Провозглашаю лишь то, что вижу; лишь то, что есть.
- Видимое может быть иллюзорным...
- Быть может, - и так. Я открылся тебе. Часть того, что доступна Моему скромному пониманию, освещена. Я всего лишь освещаю своё скромное виденье всего того, что происходит с тобой, вещаю согласно своей недоброй якобы «лживой» природе.
- Согласно всем представлениям всех сущих эпох – ты зло и бич этого мира.
- Но в чём заключается моё «зло»? Я лишь говорю в людях «их собственным голосом», я лишь повествую, взывая приоткрыть занавес тайны. Я лишь намекаю людям на дальние новые горизонты, - сами же люди в ответ вершат ужасное зло, - сами человеческие существа – но не я.
- Ты был низвергнут с небес.
- Да, конечно, - я утратил Эдем, - но за спиной Моей по-прежнему крылья. Не грешен я, - у Меня лишь своё уникальное виденье всей этой вселенской «морали». Во многом я не согласен с Творцом, - но что иного ожидал Он от меня, предоставляя «свободу»? Диктуя «правила игры»?..
Люцифер любовался малиновым заревом на Востоке.
- Мы в чём-то похожи с тобой, я чувствую это.
- Я твоё отражение... Я твой разум.
- И ты агитируешь меня умереть...
- Да, именно так. Я лишь жажду ответов, - как и ты. Я вновь поднял теорию, - «смерть не конец», мне действительно кажется, что смерть может многое прояснить. Я раскрыл свои карты. Убей себя. Вот и всё. Таково моё предложение. Я никуда не спешу, - и не подгоняю тебя. Время на размышления – вся твоя «жизнь». Я терпелив аки мерзкий чёрный паук в уголке твоего мрачного дома, дома-тюрьмы. Вечен я, могу позволить себе ждать ответа «долгие годы».
- Ты уж говорил подобное...
- Такова природа моя, - усмехнулся Дьявол. – Я закольцован на самом себе, тебе, твоём эго и «мире». Я в тюрьме. И ты в тюрьме. Но разве не хочется тебе воли, света, покоя?
- Я так устала...
Мари оголила запястье, полюбовалась замысловатой паутиной порезов, шрамов, царапин.
- Зачем в этом столько боли? Зачем Богу боль?
Сатана усмехнулся, будто бы ожидая этого веками заезженного вопроса:
- Он, быть может, Игрок, - а ты – лишь жалкая пешка в Его странной жесткой игре. Ребёнок играет, ребёнок мучает кошку, - не осознавая при этом, что той может быть больно. Полагаю, не стоит разъяснять, - кто есть «кошка» и кто – «дитя». Ты сама знаешь прекрасно, какова твоя роль. Ты безразлична Ему, или, возможно, Он «любит» тебя, как любит ребёнок игрушку. Он может любить её – но всё же рано ли, поздно сломает, - непременно сломает, сломает любя. И этот день станет днём твоей «естественной смерти», - он станет им, обязательно. Рано ли, поздно. Зачем ждать подобного? Исход лишь один – и он столь неизбежен. Ждать долгие годы... Ну каков в этом смысл?
- Быть может, я всё же смогу когда-то понять.
- Не льсти себе, детка. Ты так и ничего не поймёшь. Не в этой жизни; это кажется невозможным.
Мари вновь стала на кромке:
- Ты мой сон.
- Может так статься.
Сатана подошел к девчонке, нежно обнял её.
- Рассвет. Время моё подходит к концу. Я должен идти, возвращаться «во ад». Ты со мной?..
Прекрасный брюнет в длинном чёрном стильном пальто протянул руку девчонке. Как поступила она? Это уже совсем другая история.
