MerryMary (∞/∞/∞): привет)
Fade (∞/∞/∞): прет)
MerryMary (∞/∞/∞): чем занят? как обычно ничем?))
Fade (∞/∞/∞): угадала) сижу таращусь в «форточки» в асе)
MerryMary (∞/∞/∞):  пора вылезать на свет
Fade (∞/∞/∞): а вдруг задница в форточке застрянет)
MerryMary (∞/∞/∞):  >

Тутатама (∞/∞/∞): алоха!
Fade (∞/∞/∞): шалом, сестра)
Тутатама (∞/∞/∞): ну чо опять бездельничаешь?)
Fade (∞/∞/∞): вы задолбали) пиво пью, наслаждаюсь видом из «окон» в асе!
Тутатама (∞/∞/∞): нда… я вот щас тож на солнышке разомлела хорошо, весна!
Fade (∞/∞/∞): мне б так. у меня темно и снег.
Тутатама (∞/∞/∞): жесть ты ж мне так и не говоришь где живешь поэтому даж представить себе не могу))
Один дома

Жизнь – это Поток…
Течет и время, стирая остроту подобных фраз вместе с именами их авторов. А потому звучат они  банальней, чем шорох речной гальки.  Но что есть эта галька как не размытый гранит Истины…
Взгляните на таких как Fade. Его жизнь – это поток электронных сообщений. Видите, как рябит гладь  монитора от их медленного и беспрерывного течения? А какая символичная заставка на экране -  Кэмероновский «Титаник» погружается в безмятежную Атлантику!
Fade не сисадмин, не оператор базы данных, не агент спецслужб.   Даже Netсёрфером его не назовешь:  кататься по волнам и болтаться как гавно в проруби – не одно и то же
Fade просто сидит в ICQ версии 99.0
Просыпается под её знаменитый пароходный гудок,  а перед погружением в царство Морфея слушает увертюру «Отключение компьютера» в исполнении Windows Vista – всего четыре ноты, но зато классика! Вместо молитвы Fade  читает на экране надпись - «Завершение сеанса».
Жизнь от гудка до гудка. Каждодневное хождение по замкнутой, словно тюремный двор, траектории: компьютер-холодильник-унитаз. Бермудскому до этого треугольника далеко в том, что касается пропавших душ…  Путь проходит по некогда шерстяному ковру, персидская фактура которого, стоптанная до проплешин, лежит под вековым слоем пыли. Из прочих ингредиентов в равных пропорциях присутствуют клопы да хлебные крошки. Fade окрестил свой ковер «Серой милей» по аналогии с ковровой дорожкой в романе «Зеленая миля» Стивена Кинга. Как и в книге, хождение непременно оканчивается стулом. Но не электрическим, а простым таким офисным стулом с холщовой обивкой, искусно покрытой мазками в жанре неосознанной ринотиллексомании.
За шаркающим шагом Fade и стремительной поступью проходящих дней вертухаем следит парализованная кукушка с вершины давно остановившихся часов…
Счастливые ведь часов не наблюдают, верно?
При столь обширном списке контактов в асе, пора бы Fade вообще перестать задумываться о том, что такое счастье. Правильно говорят – не имей сто рублей, а имей список контактов поширей. Так что, сиди да куй счастье, не отходя от клавы.  Если же учесть интернациональность всех тех, кто ему пишет, непринужденно ослабив свои часовые пояса,  то и вовсе выходит, что Fade  бесплатно получил счастливый билет в телепортационный круиз. Вот, через одно «окно» виднеется Туманный Альбион  - 35 мегабайт фотографий шлет панк-валлиец:
Передача файла myphotos/fucking_crazy_beautiful
Sancho-Punkza (∞/∞/∞):  thats we boozing near Snowdon   
Fade (∞/∞/∞): coooool)))) 

В другое «окно» уже стучится латинос из Штатов, просит загрузить и послушать какую-то ихнюю чики-чики туфту:
HugoChaves (∞/∞/∞): musica cojonuda! 
Fade (∞/∞/∞): verdad!)

Иной раз, воображение силится подобрать мелодию голосов этих людей или те интонации, которые в ICQ выражены лишь кривляющимися смайликами во всем их анимированном однообразии. Но эти попытки тщетны - ибо все «окна» звуконепроницаемы, а сам круиз таков, что на причал в порту, где шум и споры, не сойти.
Изолированный толщей монитора от возможности прикоснуться к многообразию виртуального мира, Fade запер входную дверь и в мире физическом - оставил ключ чуть повернутым, чтобы никто с той стороны не мог этот ключ вытолкнуть и взломать замок. Рассохшиеся же окна его квартиры всегда неприступно зашторены и армированы скотчем и поролоном.  Ведь там, по ту сторону   стекольной границы  - вечная Тьма. Черноликая Ночь, что ведет круглосуточную осаду, сыпля не то снегом, не то пеплом. Быть может пространственно-временная аномалия, а может все прозаичнее – государственной важности экс-пе-ри-мент, тшшшш! Спросить о Мгле напрямую Fade боялся: не раз намекал собеседникам, мол, слышал ли кто о феномене двадцатичетырехчасовой (?) ночи. Но, конечно же, в “Times” такого никто не читал, на «Аль-Джазире» не видал, по «Маяку» не сообщали. Подобными вопросами вообще недолго завоевать всеобщее признание шизофреником. Особенно, если учесть, что по лабиринтам извилин мозг Fade покинула информация о его географическом положении…
Чел под ником «Мурманский барабашка», писал, будто у них за полярным кругом ночь тоже тянется долго, по шесть месяцев. Да только вот Fade сейчас где-то южнее полярного круга, и его Ночь налегает на стекла уже далеко не первый год…
Круиз «Омраченный» - назовите плаванье так, и вам гарантированы пустые трапы. Потому Fade в своей каютенке один, а каютенка, надо отметить, досталась не бог весть какая: обшарпанные обои, треснувший потолок и артрозный скрип полов – даже не третий класс по корабельным меркам, поэтому горничную ждать не приходится.
В эту квартиру вообще уже давно никто не заходит.
Равно как никто никуда из неё и не выходит…
Зато много входящих писем на электронной почте:  народ шлет свои фотки и видео.  В кадре как всегда достопримечательности и примечательные события, города, городки и городища с бредовыми названиями типа Париж, Шанхай или Гомель.  Никаким GPRS навигатором не найти их на карте безвременья, где затерялся он.
Иные города звучат очень даже знакомо, будто некогда обращался к ним по географическим именам на «ты». Например - приморский Торэк, на фотографиях приветливо скалящийся белоутесой улыбкой.  Слайд-шоу из снимков этого городка напоминает Fade карнавал, где стройные ряды миллионов пикселей насыщенны, помимо селестово-травяных оттенков, еще и совершенно прозрачной атмосферой ностальгии. Особенно, фотографии, запечатлевшие центр города. Особенно вон та терракотовая высотка и крайнее слева окно третьего этажа, завешенное бежевыми портьерами. Точь-в-точь такими же, как и у самого Fade …
Столь яркое существование такого маленького городка кажется просто фотошопом, когда сбоку на тебя таращатся черные глазницы окон. Каждый раз, вздрагивая при мысли об этом, Fade аккуратно откидывает с окон их тканые бежевые веки и робко смотрит в зрачки самого Небытия.
«Нет, нет… я определенно счастлив и здесь… В конце-концов не пропаду,  у меня есть еда» - мысль окрыляющая настолько же, на сколько курицу окрыляют ее перья. Представив себе такую вот курицу общипанной и запеченной с картошкой и сыром, Fade ретируется подальше от штор и направляется к холодильнику.
Вот уж зачарованная квартира! Куда ни посмотри, всюду чудеса (разве что под ободок унитаза смотреть не стоит – там и так все ясно). Дорога в сказочный мир, где все происходит по щучьему велению, здесь начинается сразу за дверцей холодильника. Купленный в годы юности царя Гороха, сей агрегат оказался со встроенной функцией скатерти-самобранки.  Стоит Fade замечтаться об икре заморской баклажанной, как тут же на блюдечке с золотой каемочкой она появляется на одной из замызганных полок холодильника - тех, что еще свободны от протухающих волеизъявлений аппетита, высказанных ранее. Посему в этом холостяцком холодильнике мыши вешаться просто негде.
Fade никогда не наглел и не заказывал ни ведерок с черной икрой, ни лукошка трюфелей. На таких харчах другой бы давно уже принял обличие эдакого жирненького Будды и беззаботно барабанил бы в кожаный мамон, отрыгивая мантры язвенника. Но Fade свой холодильник недолюбливает: тот всегда подает блюда в двойной порции, при этом укоризненно дребезжит, будто намекая на то, что пора бы назвать в дом гостей. Судя по меньшему размеру и аккуратности сервировки второй порции – намекает он на гостью! 
Женщины – эту тему сознание поместило под карантин ввиду вызываемых ими симптомов депрессии, неврастении и анорексии. Впрочем, иногда кажется, что все наоборот и это его сознание попало в окружение неприятных воспоминаний о тех, к кому так легко угодить в плен. Амнестическая маскировка, однако, плохо скрывает боевую раскраску этих воспоминаний: губная помада, тени, тушь… Но рассматривать, вновь узнавать всю эту красоту нет никакого желания, а потому только и остается, что по-партизански увиливать, избегая прямых переговоров… с самим собой. 
В любом случае, это не тема для обсуждения с холодильником! Хотя именно его металлическим корпусом Fade и прикрывается от неприятностей былого: с белым щитом-дверцей в одной руке и бутылкой крепкого пива в другой  – это единственное действенное оружие, которым можно усмирить бунташную память.
Тяжелые мысли о вчерашнем - сегодня они с особой остервенелостью налетели штурмовать кордоны забвения. Осколками взметнувшихся воспоминаний задело по живому до самой глубины души, и Fade буквально чудом успел добежать до склада баночно-бутылочных боеприпасов. Бой закончился после единственного мощного залпа, которым он выпил сразу 0,7 темного пива. Мысли тут же пустились наутек, спотыкаясь одна за другую. Выстрелив им вслед крышкой новой бутылки, Fade победоносно заковылял к компьютеру, где за очередной его победой должен был вновь последовать проигрыш.
Гитарный проигрыш из «Дома восходящего солнца» - того самого, что стал известен всему миру из уст The Animals, и о котором в своем творчестве не смогли умолчать ни Боб Дилан, ни Muse. Среди десятка версий этой баллады, хранящихся в папке с неброским названием «Святое», самому Fade  особо по душе исполнение Шинейд О’Коннор. Голос ее, поначалу столь отдаленный и невесомый, словно дымка на предрассветном горизонте, постепенно восходит к чему-то яркому и полыхающему отчаяньем  Пост-кульминация песни, в которой Шинейд сокрушается «poor, poor, poor boy! (бедный, бедный, бедный мальчик)», адресована будто бы самому Fade – бедному мальчику, в чьем доме солнце зашло навсегда.
Меломания – порождение безвкусицы и всеядности. Сей недуг миновал Fade, индивидуума весьма разборчивого и умеющего оценить хороший нотный купаж. Увесистый, почти на сто гигабайт багаж его музыки до краев забит классикой рока. В довесок – подзабытые навыки игры на гитаре, и сам Gibson, уныло развесивший ослабшие струны и безо всякой вины навечно поставленный в угол.
Соседей сверху меломанами тоже не назовешь: диаметр их музыкального кругозора равен двадцати попсовым песенкам. Несменяемый репертуар, заезженный и скрипучий, как колесо телеги, которым они то и дело проезжают по вянущим ушам Fade. Чу, гремит музобоз – то соседский табор мчится за полночь! Пир слепых придурков по время черной чумы – вот что это. Им и дела нет, что мир за окнами лихорадит от Мрака.
Подняться этажом выше, постучать им в двери, а может лучше в лоб - на это Fade никогда не решался. Ему самому могут с пинка захлопнуть обе ягодичные створки, но не этого боится Fade больше всего.
Вдруг ему не удастся произнести ни слова, и выяснится, что говорить-то он уже просто разучился?
Вырубив компьютер пинком  промеж «RESETа» и двух мигающих лампочек, Fade, напившийся сегодня до готовности уснуть лицом в клавиатуре, уже было собрался дать храпящий концерт часиков эдак на восемь, когда вдруг услышал приглушенное бетонными перекрытиями:
There is a house in New Orleans
They call the Rising Sun
And it’s been the ruin of many a poor boy
And God, I know I’m one
Исполняла «Дом Восходящего Солнца» девушка, но не Шинейд. Причем ни единого музыкального инструмента  не было в подмоге у её проникновенного пения, перед которым не устояли ни цементные панели, ни лежащая на глубине трех литров пива душа Fade. Удивленный до протрезвления, он сначала подозрительно покосился на компьютер – быть может, это барахло очнулось после пинка и теперь дурачит его. Дабы лишить оргтехнику всяких шансов на месть за грубое обращение, пришлось выдернуть компьютерный шнур из розетки. Но пение стало лишь громче. Неужто, это соседи сверху теперь взаправду исповедуют рок-н-ролл?! Если так, то следующим в музыкальной программе должен быть «Отель Калифорния»! Тогда уж Fade сегодня  точно глаз не сомкнет – и не от басов четырехструнной, а возрадовавшись Благой Вести о том, что свыше отныне и впрямь есть ангелы!
Тем временем холщовая текстура фантазии уже впитывала первые мазки портрета поющей девушки. Как заметил бы единственный посетитель богатой Галереи Воображения Fade, так выглядят богини, пусть ни с одной он лично не знаком. 
Уголки губ, парализованных хронической бессловесностью, сделали робкую попытку подняться в улыбке, но тут же рухнули вслед за отпавшей челюстью. 
Нет, вовсе не от соседей сверху доносилось пение. И даже не от соседей снизу. Отчаянный взгляд цеплялся в надежде за потолок, пытаясь доказать слуху обратное, но бессильно сполз к окну. Именно под его створками, словно серенаду, напевала излюбленную Fade песню сама Чернота…
По-сути – ловила его на живца…
Одной из первых, точно крыса на тонущем корабле, пробежала мысль: когда в окна стучится беда, надо прятаться, как прячется рыбка в ракушке на дне аквариума, если по нему громко тарабанят пальцами. Иначе его, разомлевшего, заглотнувшего наживку из крючковатых нот, подтащат к форточке, откуда просто выдернут наружу, чтобы…
Чтобы что?
«С чего я вообще взял, что Тьма опасна?» - произнес внутричерепной Голос и, как заметил бы единственный посетитель скудной Фонотеки Сознания Fade, так звучит само Рацио. Хотя сам он с ним дружбу разорвал уже давно.
Суровый Голос продолжал, явно решил выговориться:
«Да и что ты за скотина такая? Если Мгла и вправду опасна, то эта девушка, которая поет - она тоже в опасности! Или ты думаешь, что слепая Ночь, не видавшая красоты, может сама петь столь божественно?»
В этот же момент пение оборвалось.
Слайдовый сумбур мыслей застыл кадром из сюрреалистического хорора: в Небытие висит прекрасная девушка, связанная путами Пустоты, в то время как старуха Ночь, сверкая лунным бельмом, засовывает ей в рот кляп.   
Похоже, судьба-режиссерка задумала назначить Fade на роль спасателя принцесс. Что ж – не вышел он типажом.  Вполне может статься, что девушка эта сама хорошая актриса и играет с старухой Ночью заодно. А то и вовсе приходится ей внучкой. 
«Но разве может антигероиня так петь!»
Жаль, подумал Fade, что у меня кляпа нет, а то живо заткнул бы этому голосу глотку. Зато где-то на полках в ванной должны были  лежать затычки для ушей…
Кто бы сомневался, что никакие затычки, пересчет овец и стопка виски заснуть ему не помогли. Оба полушария мозга были охвачены пропагандистским вещанием Голоса: «Гражданин Fade! Вы непременно должны выйти на улицу и найти эту девушку. Это ваша судьба!». Для пущей убедительности транслировались идиллические фрагменты, на которых благородный Sir Fade вызволяет свою певчую даму сердца из мрачной клетки и ведет под руку в свои  хоромки. Саундтреком почему-то стала песня группы «Ногу Свело»:
Сегодня ночью женщине в летах
Щекотно было в нескольких местах.
Возможно, под покровом темноты
Являлся невидимка из мечты.
Наконец, полусонный бред растворился в полудреме, а затем захлебнулся в глубоком сне – пресном, без сновидений. В какой-то момент этой краткой вечности Голос поинтересовался: «И почему ты только боишься Тьмы? Не в нее ли ты погрузился, заснув?»
Проснулся Fade не то, чтобы с петухами, но под сладкоголосое щебетание все того же девичьего  голоса. Даже через туман пробуждения нельзя было не распознать в мелодии очертания Дома Восходящего Солнца. Шелковая нега, заскользившая по сознанию, опала, обнажив бесстыжую мысль – вот бы просыпаться каждое утро под это пение, да только, чтобы доносилось оно не из-за окна, а с соседней подушки. 
«Эх, ты,  ловелас  вяленый! Давай живее уже! Сидишь тут как Рапунцель в башне, кидаешь через окно лишь косые взгляды. А ведь фея-то песней ворожит тебя!»
«Ха-ха! Ну что вы что вы! Это вы мне льстите! Не забывайте: некоторые феи имеют наглость превращаться в упырей…»
Fade встал, сладко потянулся, хрустнул соляными отложениями в суставах. Воистину – утро вечера мудренее: тени сомнения отступают, верный путь обозрим аж до самого горизонта. Углубиться в непроходимые дебри любви, наломать дров, набить шишек, заплутать в трех соснах – все это романтично и замечательно. Разумнее же будет ни с кем не изменять своей привычке слать все лесом, когда возникают сложности (а где женщины, там и сложности. У них симбиоз).
Ничего, вся эта лирика, коль заточить ее в крепости духа и не давать питаться надеждами, сама скоро выбросится из головы. Небесное пение так и вовсе станет не важнее пищания комара на болоте. Будем надеяться, что сгинет в трясине и чертов Голос!
А пока…  Пока Fade будет общаться в старой доброй асе и наслаждаться живой музыкой – получше, чем дребезжание колонок.   
Хронически отсиженный зад снова помещен в кресло. Приседания, по мнению Fade  - лучший вид утренней зарядки. Пока компьютер загружается, он беззаботно кусает ногти на левой руке, стучит пальцами правой по компьютерному столу, отплевывает нагрызенное и непринужденно подпевает девушке, сбиваясь в каждой строчке, что повествуют о возвращении в Новый Орлеан, где опять ждут кандалы.
Чтотонето промелькнуло и затаилось в его кибер-парке саморазвлечений, раскинувшемся на площади одного дисплея. Пришлось долго шерстить взглядом каждый дюйм диагонали монитора, выискивать, где же здесь насрано и на какой глубине цвета закопано.  Обнаруженное бросилось в глаза внезапно, от ужаса захотелось кричать.
На том месте в правом нижнем углу экрана, где раньше зеленел цветочек-символ ICQ, теперь скрючились восемь завядших красных лепестков, и над всей этой икебаной мигала надпись  - «связь отсутствует».
Попытки оживить цветочек плодов не принесли, от чего раздосадованный и беспомощный Fade принялся поливать усохшего матерными словами. Перелопатив всю операционную систему, он все же докопался до корня проблемы: диагностика выявила несовместимые с виртуальной жизнью повреждения сетевых устройств.
Кряхтящий, старый системник  теперь злопамятно подмигивал покрасневшей лампочкой RESETа, намекая «а вот и возмездие за вчерашний пинок!».
Fade безумными глазами взирал на безжизненный цветочек и видел в нем светофорный сигнал «стоп» на односторонней, однополосной дороге своей жизни. Зачастую такие перекрестки судьбы могут поставить на ней крест. Однажды (карта памяти в этом месте затерлась напрочь) он уже выбрал неверный путь…
С дрожью в сознании Fade принялся вырисовывать экстренный план действий: а) открывать дверь и идти за сломавшимися деталями в магазин б) заказывать их  через интернет, ждать курьера и опять же – открывать дверь. Помимо тысячи прочих «но», которыми впору подгонять коня,  точно хлыстом стегнуло мыслью «но долго ли ты продержишься без аси, а?». Вопросы  эти посеяли в нем панику, которая немедленно взошла миллионами красных бутонов с запахом страха. Достаточно лишиться сознания в этом маковом поле, точно какая девочка Элли, бредущая в Изумрудный Город, то уже никогда-никогда не очнешься.  Не вперед ногами отсюда выход только один – на свежий воздух, да побыстрее…
И Fade бы точно свихнулся от ужаса, если бы не услышал, как, закрыв  Дом Восходящего Солнца на скрипичный ключ, пение девушки легкой легатной поступью перешло в начало новой, незнакомой песни, облаченное во все тот же сногсшибательный голос. 
Под барабанную дробь сердца, как если бы сейчас происходило  торжественное перерезание красной ленты,  Fade подошел к входной двери в свою квартиру и повернул заржавевший ключ.  Впервые в истории мира двери гробницы открылись не снаружи, а изнутри…

  Перед ним – лестничная площадка и три двери в соседние квартиры.  Банальщина, которую Fade совсем не ожидал увидеть. Откуда весь этот роскошный изразцовый кафель на полу и стенах, и куда делись вечно отламывающиеся и разбитые керамические плитки? С каких это пор его соседи стали такими богатыми, что у каждого теперь металлическая дверь с массой орнаментов и  вставных деревянных рельефов, да еще и светятся странным неоновым светом изнутри? Кто же, наконец, вкрутил лампочку, при том еще и не одну, а целых пять, и заменил треснувший плафон на люстру, какие Fade встречал лишь в музеях и театрах?
  «Футуристично » -  прозвучал от него краткий комплимент увиденному.
    Пока  Fade спускался вниз по лестнице, нос его со всей дозволительной человеческим рецепторам скрупулезностью старался различить привычные запахи курева или мочи. Радоваться тому, или нет – но эти носовые потуги оказались безрезультатны.
   Представ перед входной дверью подъезда, последним рубежом, отделяющим его от Тьмы, Fade по законам жанра обязан был бы страницы на две машинописного текста надумать, что ждет его за поворотом  дверной ручки. Ну, или хотя бы остановиться на секунду. Вместо этого он буквально с разбегу  прыгнул на дверь, и дело было вовсе не в его решительности, а в отсутствии всякой воли терпеть эти терзания мыслями.
Вспыхнул свет.
Первозданный свет Бытия, разгорающийся во все небо от рассветной искры солнца – каждый Божий день со времен Большого взрыва; здесь было Слово, и не одно, а целый шквал голосов, детский смех, шум автомобилей и даже  гул снижающегося самолета вдалеке.
Не смотря ни на что, потому что ослеп от света, Fade робко шагал вперед, то находя, то теряя в цивилизационной какофонии  волшебный клубок нот, что, безусловно, выведет его из лабиринта заблуждений прямиком к поющей девушке. За спиной оставались Темное прошлое, Пустота одиночества и Небытие для всего мира такого человека как…
«А как же меня зовут то?...»
   Объемный звук шаг за шагом придавал трехмерность и окружающим предметам, потому вскоре в абсолютной белизне возникли первые тени. Вокруг замельтешило от  антропоморфных образований, а выскочивший навстречу объект в  форме амбалоида толкнул в плечо, звучно гаркнул: «смотри, хрыч, куда идешь!». Удалось различить цвет его глаз – голубых и налитых кровью.
  Капля за каплей акварельными пятнами расплывались краски этого мира. Чувство, сравнимое с  невзятым во взрослую жизнь ребячьим восхищением от  пролистывания книжки-раскраски, расписанной собственными каля-маля. Невиданные машинки, несущиеся почти по воздуху,  причудливо ряженые человечки, не просто домики «окошко-дверь-да труба дымит», а домины с сотнями окон и охапкой облаков на макушках.
   Ну, раз уж сказки вмиг становятся былью, то где же принцесса?
Она, как и полагается божественным созданиям, вышла из пенящейся, взмыленной толпы, что схлынула на другую сторону дороги, манимая Зеленым Оком Повелителя Трафика.   
Мужчина всегда  вожделеет заполучить ту самую, совершенную. Это всеобщее негласное соревнование, в котором шансы каждого равны вне зависимости от его касты. Ведь совершенство измеряется в чем угодно, кроме денег - даже в паскалях, потому что мысли о совершенстве порой давят и давят на человека. Если давление достигает критических величин, то измерение идет уже в барах, когда от отчаяния тянет выпить. Непрестанно  мужчина всматривается в различные телесные элементы  каждой встречной, постоянно сличая с видимым лишь ему одному плакатом «Wanted», который нет необходимости прятать от жены в сейф
Удивительно, Fade в общемужском забеге не участвовал,  но вот его совершенство - перед ним! Она – и награда, и жюри, и зритель. Блеск золотых медалей и кубков под шампанское для рискующих  меркнет , когда она вот так загадочно улыбается  ему …  Черт, Fadeготов собственной кровью, бурлящей от радости, подписать  контракт с дьяволом, чтобы отдать свою жизнь в обмен на воскрешение Леонардо Да Винчи, лишь бы Великий Художник увековечил её улыбку, как ему уже раз удавалось.  Кто знает, быть может по контракту, в виде бонуса, предложат еще и какого-нибудь Великого Поэта… 
Любовь. «Я заслужил её - после стольких лет одиночества, что Габриель Гарсия Маркес  и тот бы уже повесился». Fade всматривается в её лицо и словно заглядывает в их будущие семейные фотохроники, с которых на папулю смотрят такие же вот изумительные дочкины глазки! Этому цветку жизни он посвятил бы такие строки:
«Сравню ли с ICQ твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше».
Сколько раз сквозняковым скулежом намекала ему родная квартира, что пора бы уже детским ножкам попрыгать по ней, старенькой, подразмять пружины в диване. А там, глядишь, и ремонт - вторая молодость.
Терракотовая высотка безупречно расчерчена квадратами окон и лишь одна из этих клеток гигантской нонограммы, крайняя слева на уровне третьего этажа, заштрихована грязью и копотью так сильно, что любому, прильнувшему к стеклу изнутри квартиры поверится, будто снаружи нет ничего, кроме мрака и тьмы...
Будущая хозяйка его очага никогда не допустит повторения подобного свинства. Тряпка и очиститель помогут справиться с грязью на окнах, а любовь и время – в душе. Подоконники заскрипят от тяжелых горшков с кактусами-фикусами, как у нормальной семьи. Зато завядший цветочек ICQ с рабочего стола отправится в корзину.
Теперь остается добавить в список контактов Fade последний и самый главный в его жизни.
Он подошел достаточно близко и протягивает ей руку, она протягивает свои руки к нему
и  отталкивает его
со словами:
«Дедуля, ты чего?!»
Конечно же, ничего такого не произошло. Сейчас Fade по привычке найдет где-нибудь значок <<, чтобы перемотать этот странный эпизод назад.
Однако, из всех значков вокруг к его услугам только логотип Coca-Cola на рекламе шаурмы.
«Нет, это слишком безбожно для мира, в котором есть  моя богиня!» - уверяет себя Fade.  Как же легко дается взрослым людям вера в богов и богинь. Они готовы верить, даже узрев вполне человеческое отвращение и негодование в ликах своих идолов, готовых шарахнуть если не молнией, то хотя бы сумкой. 
Богиня, которой суждено отныне стать его демоном, смотрит на него именно так. В руке её грозно покачивается увесистая хобо. 
«Нет, она не может….» 
Но богини могут всё. Даже как горгона зашипеть,  угрожая вызвать полицию. От её взгляда застынет сердце того ничтожества, что решит возомнить себя достойным героем лишь потому, что смог освободиться от капкана, в который свою тупую башку засунул сам. Никчёме предстоит ответить на единственный вопрос  - чего он хочет от неё?! И будет глупец осмеян,  когда примется мямлить что-нибудь типа
«Я пришел за тобой, ты так красиво поешь, мы должны быть вместе…»
Молвит ему богиня, не уронив сей правдой своего благородного достоинства, что поёт здесь, чтобы собрать деньги для детского приюта. А потом резко укажет этому идиоту на стекло магазина. Поинтересуется, смотрел ли он  перед выходом на свое отражение хотя бы в кафеле?
Там, за зеркальной витриной стоит седой, обросший старикан.
Fade видит Тьму в глазах старика и даже льющиеся по морщинистым его щекам слезы черны.
Зачем, не известно, Fade делает шаг вперед.
Старик за витриной шагает навстречу.
Fade кричит.
Понимание всегда приходит слишком поздно. В этот раз оно запоздало на десятилетия…
 
Жизнь это поток. Иной отделившийся от Большой Реки ручей  устремляется вперед , вихриватым почерком  выписывает на земле свою автобиографию, которая  есть ни что иное, как пролог к сотворенному им райскому пруду с золотыми рыбками, откуда  черпают заблудшие путники, музыканты, поэты и художники.
Но есть и другие, что оторвавшись от Реки, неспешно растекаются по рытвинам и лениво укрываются мхом. Здесь если что и берет начало, так это дремучий лес, а само звучное название «болото» обязано своей звучностью лишь комарам. Такие червоточины не то что музыканты с поэтами, но даже заблудшие путники обходят стороной, да и не каждая Царевна-лягушка прельстится этой жижей.
  В Галерее Безумия Одного Старика осталась пылиться единственная  картина, и вдохновлена она как раз смрадом гниения. «Финал»  - картина машинным маслом: на асфальтовом берегу автомобильного канала, в окружении отвесных железобетонных круч, у ног красивой и явно смущенной девушки,  сидит поникший старик. Горизонт его жизни освещен последним лучом угасающего разума. Что за голубые всполохи впереди, спрашивают посетители. Даже экскурсовод не может ответить, но логично предположить, что это мигалки скорой помощи.
Изображен старик вполоборота, ведь  передать выражение старческих глаз автор не счел возможным. Для этого пришлось бы продырявить холст.